Арей, распаренный, крякающий, красный, блаженствовал в
умелых руках Хасана. Внебрачный сын джинна вкалывал, как гномик в урановых
шахтах.
– Я сказал, что меня не интересует личная жизнь моих
сотрудников, пока они хорошо выполняют свою работу. Даф, сказал я, неоценима в
сортировке пергаментов! – лениво отозвался Арей.
Меф, знавший, как хитро Даф путает делопроизводство мрака,
посылая пергаменты не в те отделы, промолчал. Арей всегда относился к бумажной
рутине со снисходительностью воина, ненавидящего писанину. Ему проще было
зарубить комиссионера, чем проштамповать ему регистрацию.
– Дафна молодец. Она… ну это… старается. Делает успехи… то
есть… – поправился Меф, заметив насмешливый взгляд Арея.
– Лигулу мой ответ не слишком понравился. Он сказал, что
твоя личная жизнь его интересует мало. Пороки для мрака – это святое.
Встречайся с кем хочешь, хоть с суккубами, только не со светлой.
– Она не светлая, – сказал Меф.
Арей насмешливо скривился.
– Ой ли?.. Ну мне-то не пудри мозги, дружок! Создания Эдема
не для тебя. Ищи девушек на другой дискотеке.
– Почему?
Арей приподнялся и предупреждающе взглянул на Мефа.
– Третья сила. Это тебе скажет кто угодно. Ты перестанешь
быть темным, она перестанет быть светлой. Это дурной, очень дурной пример. На
эйдосы он влияет разрушительно.
– При чем здесь эйдосы?
– В ментальном мире все взаимосвязано. Ты наследник мрака. Что
допустимо для слуги, недопустимо для господина.
Арей говорил, а Меф и слушал, и не слушал. Он уже понял, что
его шеф ничего не знает о планах Лигула и о том разговоре в лимузине. Говорить
ему или нет? Можно ли считать Арея своим союзником или, прежде всего, он
союзник мрака?
Мысли плавились, мешались. Перед глазами все плыло. Сознание
Мефа съеживалось, как шагреневая кожа. С веника, которым размахивал Хасан,
разлетались обжигающие капли. Внебрачный сын джинна уже двоился, но и это была
еще не конечная станция.
Нет, понял Меф, сейчас он ничего не скажет. Просто потому,
что язык заблудится, потеряется в звуках, как белая овечка в окрестностях
мясокомбината.
Внезапно стены покачнулись, и Меф, убежденный, что
продолжает стоять прямо, с удивлением увидел, как на него наплывает деревянный
пол. С сауной клуба «Пижон» определенно что-то происходило. Она раскачивалась,
как палуба корабля. Меф шагнул к двери, но внезапно понял, что никуда не идет,
а зачерпывает ногами пустоту, поскольку давно лежит на полу.
А бас Арея все звучал, и непонятно было, обращен ли он к
Мефу или в пустоту.
– Четырнадцать – пятнадцать – шестнадцать лет – это возраст
любви, мой мальчик. Настоящей любви. Дальше эта способность нередко теряется,
ибо к чистой любви примешивается много других чувств, которые имеют к ней
столько же отношения, сколько жук, попавший в миксер, имеет отношение к
молочному коктейлю. Думаешь, я тебя не понимаю? Еще как понимаю. Но главного
это не меняет: ты должен расстаться с Даф!.. Если ты этого не сделаешь, Лигул
рано или поздно до нее доберется. Я хорошо знаю этого паука: он способен долгое
время умильно улыбаться, а затем однажды подкрадется эдак бочком, будто между
прочим, и нанесет ядовитый укус.
Глава 10
Тайфун «Дафна»
Женщины с легкостью лгут, говоря о своих чувствах, а мужчины
с еще большей легкостью говорят правду.
Жан де Лабрюйер
Пока Меф по капле вытягивал истину из суккуба Хныка и
беседовал с Ареем, Даф в одиночестве шла по улице, поражаясь, как быстро
приспосабливаются москвичи к климатическим изменениям. Из окон второго этажа
подростки прыгали в гигантские сугробы и выбирались оттуда, извиваясь червяком,
часто без шапки, но в великолепном настроении. Отчасти великолепное настроение
объяснялось тем, что школы были закрыты третий день.
Пропуская друг друга, пешеходы пробирались по все
углублявшимся тоннелям. Кое-где тоннели покрывались щитами, поверх которых их
благополучно заваливало снегом. На оживленных улицах тарахтели снегоходы, и тут
же рядом крайне довольный чудак с лицом, увенчанным блюдцами круглых очков,
лежал животом на санях, в которые впряжены были две лайки. Все чаще попадались
люди на самодельных снегоступах из коробок и ящиков, бодро шлепавшие по
глубокому снегу.
Что касается лыжников, то их было столько, что это уже не
стоит упоминания. Причем лыжи у большинства были охотничьи, широкие, беговые же
совсем почти исчезли.
«Хм… Пожалуй, немного лишений – это как раз то, что нужно
зажравшейся цивилизации, чтобы прийти в чувство и стать немного человечнее», –
подумала Даф.
Она была не в духе. Ей хотелось летать, а не ползать по
сугробам. Но летать-то как раз и нельзя было. Трижды она отмечала на горизонте,
в молочном небе, стремительные росчерки. Златокрылые! И тоже небось ищут ее
котика. Про комиссионеров и говорить не приходилось. Их пластилиновые шустрые
мордочки мелькали всюду – в толпе, на крышах, на рекламных вывесках, где они
обнимали стройных красоток, находившихся в полном экстазе от минеральной воды,
или, потягивая коктейль, раскачивались в туристических гамаках дальних стран,
где никогда не бывает зимы.
Некоторые комиссионеры превращались в манекены в магазинных
витринах и, одетые в сезонную одежду с ценниками, вертели лысыми головами.
Замечая Даф, комиссионеры кривлялись и высовывали языки. Даф поначалу
демонстрировала им однопальцевые, двупальцевые и трехпальцевые комбинации,
унаследованные у Мефодия, но после, заметив, что комиссионеров это
исключительно забавляет, стала отвечать им магической латынью, что крайне
загрязнило многие витрины.
Неожиданно Дафна увидела на крыше газетного киоска, почти
скрывшегося под снегом, розовый пляжный зонт. Среди заснеженного города он
выглядел так нелепо, что она невольно остановилась. Под зонтом на идиллическом
пластиковом стульчике сидел мужчина в белом халате. Его загораживали
сгрудившиеся вокруг люди.
Дафна протолкалась ближе. К ручке зонта была прикреплена
картонка:
«Фирма психологического консультирования: «ПОПЛАЧЬСЯ В
ЖИЛЕТКУ!» оказывает бесплатную помощь населению. Здесь вы можете пожаловаться
на своих соседей, одноклассников, сослуживцев, начальство, родителей, братьев и
сестер. Готовьте жалобы заранее в компактной, лаконичной форме. У вас 5 минут.
Облегчение гарантируется.
Прием ведет врач высшей категории,
доктор психологических наук,
профессор Хламонов».
