Появившийся из ниоткуда Тухломон крайне заинтересовался. Его
красный носик зашмыгал с лисьей увертливостью.
– Какое единение душ! Вы любите детей? Давайте любить детей
вместе! А уж я-то как их обожаю! – завопил он и попытался повиснуть у Эссиорха
на шее.
Даф подумала, что ей придется браться за флейту, потому что
иначе от приставучего комиссионера не отделаться, однако Эссиорх, мотнув
головой, запретил ей это делать.
– Кто ты такой? – спросил Эссиорх рассеянно. Настоящий
хранитель из Прозрачных Сфер не запоминает имен комиссионерской мелочи.
– О, никаких формальностей! Зовите меня просто: повелитель,
– расцветая, представился Тухломон и сделал ногой движение, будто сгребал кучку
мусора.
Эссиорх хмыкнул. Пластилиновый человек ему не нравился, но
пока что забавлял.
– Дети и женщины, женщины и дети! Как это, если вдуматься,
чудесно! Женщины вообще самые забавные животные после лошадей! – с чувством
прорыдал Тухломон.
– Тухломон! Оставь постановочные истерики для родственников!
– велела ему Улита, да куда там.
Как всегда, комиссионера буквально зашкаливало от эмоций. Он
подпрыгивал и вился вокруг Эссиорха, как голодная уличная собака вокруг доброй
дворничихи.
– Так как насчет того, чтобы совместно гладить детишек по их
противным маленьким головкам? Давать им шоколадки! Если некоторые будут
смущаться, я могу держать их за руки, пока вы будете заталкивать шоколадки в их
кариесные ротики!
Эссиорх, несколько растерявшийся поначалу, сообразил, как
ему вести себя с глумящимся и увертливым комиссионером. Шуточками от Тухломоши
было определенно не отделаться.
– Если вы предлагаете это с чистым сердцем, уважаемый, то
будьте благословенны. Et libera nos a malo,[12] – серьезно произнес Эссиорх.
Едва прозвучали эти тихие, полные чувства слова, Тухломон
передернулся, замахал руками, завопил и сгинул. Там, где он стоял, снег
растаял. В земле образовалась ровная дыра с опаленными краями. Даже Арея, хотя
он устоял на ногах, отбросило к стене. Эйдос Мефа отозвался болью. Буслаеву
почудилось, будто в сердце ему вдавили зажженную сигарету.
Метнувшись к Эссиорху, Арей сгреб его за ворот и пригнул к
себе. Как не был силен Эссиорх, мощная рука мечника мрака согнула его, как
крупный лещ сгибает бамбуковую удочку.
– Эй ты, создание света! Прикуси язычок! Помни, где ты! –
рявкнул Арей.
– Я всего лишь благословил этого лицемера на добрые дела!
– Ничего себе! Не скажу, что мне жаль, но ты его прикончил!
Эссиорх виновато взглянул на землю. Затем жестом попросил у
Арея отпустить его, спустился в котлован и тщательно, как ищейка, обнюхал края
дыры.
– К сожалению, нет. Он жив. Эта формула не из самых сильных.
Если бы я хотел всерьез его размазать, я бы произнес что-нибудь в духе… э-э…
даже не знаю. Ну хотя бы: «Lava me et super nivem dealbabor»…[13] Ай, я не
хотел!
Резиденция мрака содрогнулась. Из носа у Мефа хлынула кровь.
Арей вновь был отброшен на стену, причем на этот раз так, что глаза у него
закатились. Не дожидаясь, пока мечник придет в себя, Даф схватила Эссиорха за
руку и потащила его за собой. Хранитель вяло сопротивлялся.
– Эй, ты чего? Погоди! А Улита?..
– Вот именно: Улита! Если не хочешь оставить ее соломенной
вдовой, у тебя есть двадцать секунд!.. На твоем месте я бы использовала их,
чтобы оказаться подальше отсюда! Арей тебя зарубит! – сказала Даф, озабоченно
оглядываясь.
– Но я же только…
– Две секунды уже прошло.
Хранитель заколебался.
– Хорошо, я уйду. Но скажи Улите, что…
– Пять секунд!..
– Так ты скажешь Улите?
– Да-да, что ты ее любишь, извиняешься, переживаешь,
умираешь от страсти и прочая чушь строк на десять без абзацев, мелким шрифтом,
с одним интервалом… Да мотай же ты отсюда, горе ты луковое!
Эссиорх повернулся и побежал, то и дело оглядываясь и,
видимо, ощущая нелепость ситуации. Отбежав на десяток метров, Эссиорх
опомнился, хлопнул себя по лбу и исчез. Не только стражи мрака умеют
телепортировать. Проводив Эссиорха взглядом, Даф подумала, что с собственным
стражем-хранителем так не разговаривают. Мрак уже успел заразить ее бытовым
хамством.
Даф стало горько. Она оглянулась на резиденцию мрака.
Уговаривая Эссиорха поскорее сгинуть и не напрашиваться на неприятности, она
отошла от тринадцатого дома довольно далеко. Старый особняк, закутанный в
строительную сетку, напоминал раздавленную, оплывающую медузу на морском
берегу. Фигуры Мефа, Улиты и даже Арея отсюда смотрелись незначительными,
маленькими. Казалось, закрыл их ладонью – и все, исчезли. Непонятно было, какое
место они вообще занимают в ее судьбе. Зачем ей возвращаться? К чему? И
главное: к кому? Меф с ней неоткровенен. Все эти его насмешливые слова и
полуулыбки! А легкая снисходительность посвященного? Невыносимо!
Все это время она жила здесь исключительно ради него.
Привязывалась, опутывала себя сетью приятных привычек, которые порой удерживают
рядом с человеком куда больше, чем сама страсть. Вырвать из сердца стрелу
купидона задача непростая, но кто сказал, что репьи привычек выпутываются из
волос легче?
Даф ощутила усталость. Нет уж, хватит… Если она нужна Мефу,
он найдет ее сам. Стихийно приняв решение, она разбежалась, подпрыгнула.
Соскучившиеся крылья материализовались с величайшей готовностью. Несколько
взмахов – и Даф исчезла в белесом, уставшем от снега небе…
Глава последвенадцатая
Две беспокойные тени
У мужчины средой-проводником служит внутренняя сторона
поверхности тела, заряд проводится из внутреннего электрического моря огня в
средоточие духа, а оттуда уже заряжается фантазия. Отводится же заряд во
внешнюю природу – в нее изливается его сила, и он экспериментирует с ней по
собственному произволу.
У женщины средой-проводником служит внешняя сторона
поверхности тела, заряд идет из внешней природы, достигает непосредственно
чувства, от него же внутрь бежит то, что отталкивает этот заряд. Природа
экспериментирует в духовной сфере женщины.
