— Правда! — поспешил успокоить его Кауэрт.
— Не слышу!!!
— Сегодня Блэр Салливан намного важнее их всех.
— Вот так-то! — Салливан немного успокоился, на мгновение зажмурился, а потом сверкнул холодными, жестокими глазами. — По моему мнению, сегодня я самый важный человек во всем штате Флорида! Не так ли, Кауэрт?
— Возможно.
— Что значит «возможно»? А по-моему, сегодня все хотят со мной поговорить. Все хотят знать то, что знаю я. Правда?
— Правда.
— Так скажите же, Кауэрт, стала ли складываться в вашем воображении эпическая картина моих деяний?
— Стала.
— Очень хорошо… А вы везунчик! Многие дорого заплатили бы за то, чтобы оказаться сейчас на вашем месте и выслушать мою «Сагу о Салливане»!
Кауэрт кивнул.
— Ну вот и отлично. Затем я убил молодого человека на кассе в магазине. Это было обычное ограбление. Вы даже не можете себе представить, как трудно раскрыть такое заурядное преступление, Кауэрт. Разумеется, если никто не видел, как вы вошли в магазин и как вы из него вышли… Этот молодой человек был очень мил. Он только пару раз сказал: «Возьмите деньги. Только не убивайте меня. Я учусь в колледже, а тут подрабатываю. Пожалуйста, не убивайте меня!» Разумеется, я его убил. Выстрелом в затылок. Я взял из кассы двести долларов и бутылку кока-колы, чипсы и два шоколадных батончика с полок магазина… — Салливан замолчал. У него на лбу выступил пот. — Если у вас есть вопросы, Кауэрт, не стесняйтесь и спрашивайте.
— Время, дата, место? — с трудом выговорил журналист.
— Жаль, что я не записывал все в блокнот на ваш манер, — усмехнулся Салливан. — Теперь придется рыться в памяти.
Немного подумав, он стал перечислять подробности, названия населенных пунктов, даты и имена своих бесчисленных жертв.
Кауэрт внимательно слушал, изредка вставляя вопросы, чтобы побольше узнать о событиях, описываемых убийцей. Вскоре журналист успокоился. Он уже не пытался представить себе агонию убиваемых людей, а механически фиксировал исповедь приговоренного к смерти человека, не вникая в истинный смысл записываемых слов. Слова Салливана почти утратили связь с внешним миром. Убийца говорил бесстрастным, ровным голосом — так, словно речь шла об уборке картофеля, а не о последних моментах человеческой жизни. Кауэрту казалось, что перед ним сидит исчадие ада.
Ужасное повествование Салливана длилось много часов.
Сержант Роджерс принес приговоренному к смерти его последний ужин, но Салливан отказался от пищи. Традиционный говяжий стейк, картофельное пюре и яблочный пирог так и остались нетронутыми, а Кауэрт продолжал слушать.
Было около одиннадцати часов вечера, когда Салливан закончил свою повесть. На губах его играла еле заметная улыбка.
— Тридцать девять! — с нескрываемой гордостью заявил убийца. — Возможно, это мировой рекорд! Возможно!.. Ах, как бы я хотел побить в этой области все рекорды! — вздохнул Салливан. — Надеюсь, я всех перещеголял. Как вы думаете, Кауэрт? Вам известны интересующие меня цифры?.. Однако, даже если кто-то умудрился убить больше людей, чем я, согласитесь, никто не превзошел меня — как бы это выразиться? — в своеобразии!
— Мистер Салливан, у вас осталось совсем мало времени. Если вы хотите…
— Неужели вы так ничего и не поняли, Кауэрт! — бешено вращая глазами, воскликнул Салливан.
— Но я же только хотел… — развел руками журналист.
— Ваши желания не имеют никакого значения!
— Ну ладно, ладно…
Пристально глядя на Кауэрта сквозь прутья решетки, Салливан набрал побольше воздуху в грудь и прошипел:
— Прежде чем перейти в мир иной, я должен еще кое-что сообщить вам, мистер репортер. Я расскажу вам всю правду о печальной участи Джоанны Шрайвер…
У Кауэрта закружилась голова.
— Это будет своего рода мое предсмертное признание, — продолжал убийца. — Это будут мои последние слова, и я хочу, чтобы они были правдой… Итак, — рассмеялся он, — сейчас я во всем признаюсь, но… вряд ли вы мне поверите! Милая маленькая Джоанна!
— Номер сорок? — подсказал журналист.
— Нет, — расхохотался Салливан, — я ее не убивал.
На лбу у Кауэрта выступил холодный пот.
— Что?!
— Я не убивал Джоанну Шрайвер. Я убил всех, о ком вам сейчас рассказал, но ее я не трогал. Да, я был в округе Эскамбиа, и, если бы она попалась мне там на глаза, я испытал бы сильное искушение изнасиловать это юное создание и выпустить ей кишки. И наверняка именно так я и поступил бы. Но этого не произошло. Как говорится в народе, не срослось. Я ее не убивал.
— А как же письмо?!
— Такое письмо мог написать кто угодно.
— А нож?!
— Да, именно этим ножом и зарезали бедную маленькую Джоанну.
— Я ничего не понимаю!!!
Блэр Салливан схватился за бока и захохотал во все горло.
— Как же я ждал этого момента! — задыхаясь от смеха, проговорил он. — Как давно я хотел увидеть это глупое выражение на вашей физиономии!
— Я…
— Вот именно, Кауэрт! Вы выглядите так, словно это вас посадят на электрический стул, а не меня!
Онемев, журналист тупо таращился на хохотавшего убийцу.
— А вас-то распирало от гордости! Еще бы! Лауреат Пулицеровской премии! Вы считали себя самым умным. Так вот, имейте в виду, мистер лауреат, вы отнюдь не самый умный человек на свете! — Салливан поперхнулся и с надрывом закашлял.
— Расскажите же мне все, — прошептал Кауэрт.
— А время еще есть? — спросил Салливан.
— Есть, — скрипнул зубами журналист.
Салливан вскочил на ноги и стал расхаживать по камере.
— Мне очень холодно, — поежившись, пробормотал он.
— Кто убил Джоанну Шрайвер?
— Вы прекрасно знаете этого человека, — ухмыльнулся заключенный.
Кауэрт был готов провалиться сквозь землю. Камера Салливана, сам убийца и всё вокруг него поплыло перед глазами. Кауэрт судорожно схватился за стул, потом сжал в руках авторучку и блокнот, как утопающий, хватающийся за соломинку. Кассета крутилась в магнитофоне вхолостую.
— Расскажите мне все, — вновь прошептал журналист.
— Вы и вправду хотите это знать?
— Говорите!
— Ну ладно. Представьте себе двух приговоренных к смертной казни преступников, оказавшихся в соседних камерах. Одному из них очень хочется выйти на свободу, потому что у приговорившего его к смерти суда на самом деле не было для этого никаких веских оснований и улик и его осудили расисты-присяжные, для которых любой негр прежде всего убийца и насильник. Разумеется, этого преступника осудили за дело. Но ведь его вина, в сущности, не была доказана. Поэтому этот убийца считал вынесенный ему приговор несправедливым. Второй же преступник прекрасно понимал, что от электрического стула ему в любом случае не отвертеться. Он знал, что может добиться отсрочки казни, но это не будет длиться вечно. При этом его терзала мысль о том, что он так и не отомстил тем, кого ненавидит больше всего на свете. Он желал совершить эту месть хоть на краю собственной могилы. И это была страшная месть, такая страшная, что поручить отомстить за него он мог только одному человеку на свете.
