«Нет, я не забуду, — покачав головой, подумал Тэнни. — Забывать нельзя».
Нынче ночью пьяный брат убитого обозвал его черномазым. Судя по всему, для этого человека мало что изменилось.
— Вставай, Лиза! — позвал Тэнни Браун, постучав в дверь к старшей дочери. — И ты вставай, Саманта! — Он постучал в дверь к младшей дочери. — Пора в школу!
Из-за дверей послышались стоны и причитания просыпавшихся девочек. Лейтенант усмехнулся и на мгновение позабыл о Пачуле, об убитой Джоанне Шрайвер и о двоих мужчинах, совсем недавно сидевших в камерах смертников.
Следующие полчаса Тэнни Браун старательно исполнял роль заботливого отца. Кнутом и пряником он добился-таки требуемого результата: обе девочки встали, позавтракали, собрали портфели и побежали на остановку школьного автобуса. Старик прилег вздремнуть, а Тэнни оказался наконец предоставлен самому себе. Лучи утреннего солнца залили дом ярким светом, и лейтенант ощутил себя ночным животным, которого застал в поле рассвет. Он шарахался по углам в поисках тени, следов ночных сумерек, где он чувствовал себя в безопасности.
На полке стояла высокая и изящная керамическая ваза, напоминавшая формой песочные часы. Сбоку был изображен ползущий вверх цветок. Тэнни улыбнулся. Он вспомнил, как его жена купила эту вазу в Мексике. Не доверяя хрупкое сокровище носильщикам и швейцарам, Лиззи держала эту вазу в руках всю обратную дорогу. Дома она водрузила вазу в центр обеденного стола, и в ней всегда стояли цветы. Его жена была такой: если ей чего-нибудь хотелось, она любой ценой этого добивалась. Даже если для этого нужно было всю дорогу не выпускать из рук какую-то дурацкую вазу.
Теперь в доме Тэнни Брауна больше не было цветов, у него остались только его дочери.
Лейтенант припомнил, как отчаянно пытались спасти его жену врачи в больнице. Когда он приехал, они все еще толпились вокруг, вводили ей адреналин и плазму, делали массаж сердца, пытаясь вернуть ее к жизни. Тэнни хватило одного взгляда, чтобы понять тщетность их усилий. Еще на войне он научился различать ту невидимую черту, за которой все достижения мировой медицины, вместе взятые, не способны вырвать человека из когтей смерти. Врачи работали, не щадя сил. Она сама работала в этой палате вместе с ними каких-то двадцать минут назад. Потом она сняла белый халат, надела плащ, попрощалась с коллегами, села в машину и проехала пять кварталов в сторону дома. И тут в нее врезался пьяный на огромном пикапе. Врачи пытались спасти ее даже после того, как она умерла, потому что понимали, что, поменяйся они местами, она поступила бы точно так же.
Тэнни страшно вымотался за эту ночь, но сон не шел. Он лежал и смотрел в потолок. Детектив поймал себя на том, что больше не гадает, когда позабудет погибшую жену и успокоится. Он смирился с мыслью о том, что никогда ее не позабудет, и, поняв это, перестал гадать, какие перемены может принести ему следующий день.
Встав с постели, лейтенант прошел в комнату младшей дочери. Подойдя к секретеру, он отодвинул в сторону дорогие сердцу любой девочки безделушки: бусы, колечки, ленточки, плюшевого медведя с оторванным ухом, тетрадки, расчески и щеточки — и нашел то, что искал, — маленькую серебряную рамку с фотографией. Он поднес рамку к глазам, и она засверкала на солнце.
Две девочки на снимке, обнявшись, хихикали. Они были ярко накрашены и одеты в карнавальные костюмы. На шее у них были боа из перьев. Одна девочка была чернокожая с иссиня-черными волосами, а другая — белая и светловолосая.
Сразу было видно, что это настоящие подруги, что они делятся друг с другом секретами, вместе радуются и плачут. На фотографии им было по девять лет. Их сняли на Хеллоуин, и они вовсю кривлялись перед объективом фотоаппарата. Стараясь перещеголять друг друга нарядами, они напялили невообразимые пестрые одеяния и просто покатывались от смеха.
В душе Тэнни Брауна всколыхнулась волна злости: он вспомнил, как издевался над ним и Уилкоксом Блэр Салливан, когда они пытались поговорить с ним в тюрьме. Лейтенанту тогда захотелось, чтобы казнь на электрическом стуле причинила злодею страшную, невыносимую боль.
Потом детектив вспомнил о Фергюсоне: «Ты, конечно, считаешь, что выкрутился?! Думаешь, тебе все сошло с рук?! Не тут-то было!»
Тэнни снова взглянул на фотографию. Ему очень нравилось, как девочки на ней обнимаются. Его чернокожая дочь обняла за шею свою светленькую подругу, а та в свою очередь обхватила ее плечи своей белой рукой. Черное на белом и белое на черном.
Джоанна Шрайвер была первой и лучшей школьной подругой его дочери.
Браун всмотрелся в глаза Джоанны — ярко-голубые, как небо Флориды в день похорон его жены. Тэнни стоял у свежей могилы, прижимая к себе дочерей, и слушал, как священник монотонно рассуждает о вере, благочестии, любви и о мире ином. Смысл слов до него почти не доходил, ему казалось, что его лишили какой-то жизненно важной части тела, без которой ему не прожить и дня. Плечи девочек под его руками содрогались от рыданий. Ему хотелось злиться на судьбу и пьяного виновника аварии, в которой погибла Лиззи, но вместо этого чувствовал, что приговорен к бесконечным страданиям и постоянному страху, что без жены не сумеет найти общего языка с дочерьми. Он боялся, что, лишившись своего стержня, его семья так или иначе распадется. Тэнни не знал, чем и как утешить дочерей, особенно младшую — Саманту, которая с момента смерти матери плакала не переставая.
Собравшиеся на кладбище люди старались не беспокоить несчастного супруга усопшей, и только Джоанна Шрайвер со слезами на глазах высвободилась из объятий своего отца и с серьезным лицом прошла между рядами взрослых. Она подошла прямо к Тэнни Брауну и сказала ему: «Не беспокойтесь за Саманту. Она моя подруга, и я не оставлю ее в беде». С этими словами Джоанна взяла Саманту за руку и больше ее не выпускала.
Джоанна сдержала свое слово: когда Саманте нужно было с кем-то поговорить, Джоанна была всегда рядом — по выходным, во время праздников в осиротевшем доме Браунов, после школы. Эта маленькая девочка помогла Тэнни Брауну более или менее наладить жизнь его семьи. Ей было всего девять лет, а она оказалась мудрее большинства взрослых.
«Выходит, Джоанна была подругой не только Саманты, — подумал Браун. — Она была и моим другом. В каком-то смысле она спасла жизнь всем нам». А вот он, несмотря на немалую власть, сосредоточенную в его руках, не смог спасти Джоанну.
Тэнни вспомнил войну. Он всегда откликался, когда кто-то звал санитара, а вот сумел ли он кого-нибудь спасти? Как-то одному молодому солдату, ковбою из штата Вайоминг, совсем недавно оказавшемуся у них во взводе, пуля пробила грудь. Браун пытался спасти его, но дыхание со зловещим свистом вырывалось у раненого из пробитой груди. Солдат был в шоке от боли, но не сводил глаз с Тэнни, вероятно ожидая какого-нибудь знака, по которому он понял бы, суждено ему жить или предстоит умереть. Когда раненый испустил последний свистящий вздох, он все еще смотрел на Тэнни. Такие же глаза были у Джорджа и Бетти Шрайвер, когда он приехал к ним домой, чтобы сообщить страшную весть.
