— Я не говорила вам, что им перерезали горло.
— Об этом писали в газетах.
— К кому Салливан обратился бы в первую очередь? Назовите хоть пару имен!
— Вы хотите, чтобы я вам помог?
— Назовите мне имена! К кому бы вы обратились в тюрьме?
— Не знаю, — покачал головой Фергюсон. — Но такие люди там есть. Их сразу узнаешь. Приглядевшись к охранникам, легко понять, кто из них прирожденный убийца. Там почти все убийцы.
— А вы, мистер Фергюсон? Вы тоже убийца?
— Нет, мне с убийцами не по пути.
— А сколько Салливан должен был заплатить?
— Не знаю, — пожал плечами Фергюсон. — Может, очень много, а может, мало. Видите ли, существуют люди, которым совершенно не обязательно платить за то, чтобы они совершили убийство. Они пойдут на это по иным соображениям.
— Что вы имеете в виду?
— Возьмите, к примеру, Салливана. Он легко мог убить вас просто так, без всяких денег. Только ради удовольствия, которое он получил бы при этом. Вы встречали таких людей?.. Впрочем, кого я спрашиваю! Вы производите впечатление новичка… А ведь есть люди, которые так сильно ненавидят вашего брата, что готовы убить полицейского в любой момент и совершенно бесплатно. Вы даже не представляете себе, какое удовольствие они получили бы, медленно убивая полицейского! А если бы к ним в руки попала женщина-полицейский, даже страшно себе вообразить, что бы они с ней сделали и как бы они ее убивали. — Фергюсон издевательски подмигнул собеседнице.
Андреа внутренне содрогнулась, но промолчала.
— Или возьмите, к примеру, мистера Кауэрта. Мне кажется, он пойдет на что угодно ради сенсации. Вы так не считаете?
— А вы, мистер Фергюсон? — разозлилась Шеффер. — За какое вознаграждение убили бы человека вы?
— Я никогда никого не убивал и не собираюсь убивать, — помрачнел Фергюсон.
— Я не об этом, я спрашиваю, сколько бы вы запросили, чтобы совершить убийство?
— В зависимости от обстоятельств, — ледяным тоном заявил тот.
— То есть? — опешила Андреа.
— От того, кого именно меня попросили бы убить. Разве это не очевидно? Есть люди, которых не хочется убивать даже за очень большие деньги, а других готов прикончить совершенно бесплатно.
— Кого бы вы убили бесплатно?
— Не знаю, — вновь заулыбался Фергюсон, — никогда об этом не задумывался.
— Неужели? А вот полицейским в округе Эскамбиа вы признались совсем в другом. Да и суд присяжных пришел к другому выводу.
Лицо Фергюсона исказил гнев.
— Вы прекрасно знаете, что меня силой вынудили подписать это признание. Второй суд счел его недействительным. Я и пальцем не трогал эту девочку, ее убил Салливан.
— За какую цену?
— Ради удовольствия.
— А как насчет матери Салливана и его отчима? Сколько Салливан заплатил бы за их убийство?
— Думаю, старина Салли продал свою бессмертную душу, лишь бы захватить их с собой в преисподнюю… Знаете, что он говорил мне, прежде чем я понял, что именно он убил Джоанну Шрайвер, а я оказался в камере смертников именно из-за него? Он все время рассуждал о раке. Он знал об этой болезни все, как настоящий врач. Он говорил о пораженных клетках, о молекулярных структурах и о разорванных цепочках ДНК. Он рассказывал о том, как это заболевание поражает человеческий организм и разрушает человеческое тело так быстро, что не успеете вы и глазом моргнуть, как у вас начнут гнить легкие, спинной мозг, поджелудочная железа, мозг и все остальное. Потом, закончив лекцию по медицине, он называл себя самого раком. Салливан считал, что он точно так же опасен. Как вам это нравится, детектив? — Фергюсон откинулся на спинку дивана, судорожно сжав кулаки.
Женщине показалось, что пол вот-вот уйдет из-под ног.
— Значит, Салливан рассуждал с вами о смерти? — спросила она.
— В камерах смертников о ней говорят часто.
— И что вы о ней узнали?
— То, что смерть поджидает вас на каждом шагу, на каждом углу. Многие думают, что смерть — это что-то особенное, но это совсем не так.
— Иногда смерть действительно бывает особенной.
— Наверное, вы занимаетесь именно такими случаями.
— Это верно. Вы носите кроссовки? — внезапно спросила она, понимая, что после рассуждений о смерти вопрос об обуви звучит по меньшей мере странно.
— Да, конечно, — слегка удивленно ответил Фергюсон, — практически всегда. Тут все ходят в кроссовках.
— А какой марки на вас кроссовки?
— «Найки».
— Новые?
— Почти.
— А другие кроссовки у вас есть?
— Есть, в шкафу.
Женщина подошла к шкафу, ощущая спиной пристальный взгляд Фергюсона. Там действительно обнаружилась пара кроссовок фирмы «Конверс» — старых и продранных. Андреа осмотрела подошвы. Они были такие изношенные, что стали почти гладкими. Да и остатки рисунка на них все равно сильно отличались от следов кроссовок «Рибок», оставленных убийцей в крови на кухне дома номер тринадцать по Тарпон-драйв. Поставив кроссовки на место, детектив повернулась к Фергюсону.
— Выходит, убийца наследил, — пробормотал тот, — и у вас возник внезапный интерес к моей обуви. А какие у вас еще есть улики? — спросил Фергюсон и сам ответил: — Судя по всему, никаких. Почему же вы явились сюда?
— Я вам уже говорила — из-за Мэтью Кауэрта, Блэра Салливана и, конечно, из-за вас самого.
Фергюсон уже не скрывал раздражения:
— Вот, значит, как получается. Теперь каждый полицейский, расследующий убийство во Флориде, будет пытаться сделать меня козлом отпущения. Еще бы! Ведь я уже сидел. Неужели теперь меня будут подозревать во всех преступлениях на свете?!
— Я не говорила, что в чем-нибудь вас подозреваю.
— Но вы же проверили мои кроссовки!
— Я у всех проверяю кроссовки, даже у Мэтью Кауэрта.
— Вот как?! — фыркнул Фергюсон. — И какие же кроссовки он носит?
— «Рибок», — не моргнув глазом соврала Шеффер.
— Значит, купил себе новые. В последний раз на нем были кроссовки «Конверс», такие же как у меня.
Андреа промолчала.
— Вы проверяете кроссовки у всех, но обвинить в убийстве проще всего меня. Валяйте, детектив, сделайте из меня убийцу еще раз. Тогда про вас наверняка напишут в газетах, а начальство даст вам медаль. И никто даже не спросит, почему вы выбрали именно меня.
— А почему обвинить в убийстве проще всего именно вас?
— Потому что я — молодой чернокожий. Таких, как я, обвиняют во всех смертных грехах.
Шеффер покачала головой, и Фергюсон тут же вскипел:
