– Масса Том, это дух, вот что это такое, и дай бог, чтоб мы
его больше не увидели. Озеро там было, да только что-то случилось, и оно
померло, и мы видели его дух, мы два раза его видели, и уж это вернее верного.
Тут, в пустыне, водятся привидения, это уж точно. О масса Том, давайте отсюда
выбираться! Я лучше помру, чем останусь тут ночью, когда дух этого озера станет
шататься вокруг нас, а мы во сне и не узнаем, какая нам опасность грозит.
– Дух! Эх ты, осел несчастный! Да это просто воздух и жажда,
склеенные вместе воображением человека. Если б я… Дай-ка сюда подзорную трубу!
Том схватил трубу и стал глядеть направо.
– Вот стая птиц, – сказал он. – Уже вечереет, и они движутся
наперерез нам. Они зря не полетят – скорее всего, летят кормиться где-нибудь у
воды. Право руля! Ниже! Так держать!
Мы сбавили ход, чтобы не перегонять птиц, и понеслись за
ними следом, держась примерно в четверти мили от стаи. Часа через полтора мы
сильно приуныли, а жажда до того нас замучила, что и вовсе невмоготу стало.
Вдруг Том сказал:
– Пусть кто-нибудь из вас возьмет подзорную трубу и
поглядит, что там впереди виднеется.
Джим взял трубу, глянул в нее, да как рухнет на ящик – ему
худо сделалось. Чуть не плача, он произнес:
– Опять оно, масса Том, это опять оно! И теперь я непременно
помру – так уж всегда бывает, когда в третий раз привидение увидишь. Ох, и
зачем я только на этот шар полез!
Он не стал больше смотреть, да и я тоже испугался, услыхав
такие слова. Ведь я знал, что это правда, и потому мне тоже смотреть не
хотелось. Мы с Джимом стали умолять Тома повернуть и лететь куда-нибудь в
другое место, но он ни за что не соглашался и сказал, что мы оба тупые,
суеверные болваны. Ох, и попадется же он в лапы к привидению, если будет так
оскорблять всю их братию, сказал я про себя. Они, может, еще немножко потерпят,
но не станут же они терпеть вечно. Всякому, кто хоть что-нибудь смыслит в
привидениях, известно, как легко их обидеть и какие они злопамятные.
Все было тихо и спокойно; мы с Джимом помирали со страху, а
Том занимался делом. Вдруг он останавливает шар и говорит:
– Ну, вставайте и глядите, остолопы несчастные! Тут мы
увидели, что под нами вода – настоящая, прозрачная, голубая, глубокая вода! – и
легкий ветерок колышет на ней волны. В жизни я ничего лучше не видывал! А
кругом зеленые берега, и цветы, и тенистые рощи высоких деревьев, переплетенных
виноградными лозами; и все такое тихое, мирное и уютное, – прямо плакать
хочется от радости, что такую красоту видишь.
Джим – тот и в самом деле заплакал, закричал и заплясал,
просто чуть не рехнулся от счастья. Наступила моя вахта, так что я остался при
механизмах, а Том с Джимом спустились вниз и выпили по бочке воды каждый и мне
тоже принесли напиться. Да, много вкусных вещей перепробовал я на своем веку,
но где им с этой водой сравняться! Потом они снова спустились вниз и
искупались, а после Том сменил меня, и тогда мы с Джимом пошли купаться, а
потом Джим сменил Тома, и мы с Томом принялись бегать наперегонки и бороться, и
мне еще ни разу в жизни так хорошо не было. Погода была не особенно жаркая –
дело шло к вечеру, да к тому же мы были совсем голые. Одежда – она только в
школе, в городе да, может, еще на балах требуется, ту, а там, где никакой
цивилизации и прочих докучных неприятностей не водится, она и вовсе ни к чему.
– Львы идут! Львы! Скорей, масса Том! Спасайся, Гек!
Ох, и понеслись же мы! Забыв про одежду, мы, в чем были,
полезли вверх по лестнице. Джим – тот сразу голову потерял, он всегда ее
теряет, если очень расстроится или напугается, – и вот, вместо того чтобы
только слегка приподнять лестницу с земли, чтоб звери ее не достали, он дал
полный ход, шар взмыл наверх, а мы повисли между небом и землей, и он даже не
сразу понял, что за глупости делает. Потом Джим остановил шар, но у него совсем
из головы выскочило, что надо дальше делать, ну а мы пока что болтались в
воздухе, да так высоко, что львы казались нам просто щенками, а ветер тем
временем относил шар в сторону.
Но Том все же взобрался наверх к механизмам и направил шар
наискосок вниз и обратно к озеру, где собралась целая куча зверей, словно на
молитвенное собрание. "Уж не рехнулся ли он? – подумал я. – Ведь он же
знает, что я со страху не могу наверх взобраться. Может, он хочет сбросить меня
вниз, прямо в лапы всем этим тварям?"
Но, оказывается, он был в полном здравии и рассудке и знал,
чего хочет. Спустившись вниз, он остановил шар футах в тридцати или сорока над
самой серединой озера и крикнул:
– Отцепляйся и прыгай!
Я так и сделал и пулей понесся вниз, ногами вперед, да так,
что чуть не на целую милю ушел под воду; а когда поднялся на поверхность, Том
мне и говорит:
– А теперь ложись на спину и плавай, покуда не отдохнешь и
храбрости не наберешься. Тогда я спущу лестницу в воду и ты сможешь залезть на
борт.
Сказано – сделано. Том это здорово придумал! Ведь если бы он
отлетел куда-нибудь в другое место, над песком, то весь зверинец пошел бы за
нами следом, и мы бы до тех пор искали безопасное место, пока я окончательно не
выбился бы из сил и не упал на землю.
Все это время львы и тигры ворошили нашу одежду, стараясь
поделить ее между собой так, чтобы каждому что-нибудь досталось, но все время у
них получалось какое-то недоразумение, потому что некоторые пытались захватить
себе больше, чем им полагалось, ну и снова начиналась свалка, какая вам и во
сне не снилась. Их было штук пятьдесят, и все сбились в одну кучу, и все
рычали, фыркали, ревели, кусались и толкались, задрав хвосты кверху, а кругом
только шерсть да песок летели. Когда все, наконец, угомонились, одни упали
мертвыми, другие, прихрамывая, заковыляли прочь, а остальные уселись кружком на
поле боя зализывать свои раны и поглядывали на нас, как будто приглашая нас
спуститься вниз немножко позабавиться, да только нам чего-то не хотелось.
Ну, а от одежды и вовсе ничего не осталось. Звери проглотили
все до последнего лоскутка, но только я не думаю, чтоб она им впрок пошла – уж
больно много медных пуговиц там было, а в карманах лежали ножи, табак, гвозди,
куски мела, камешки, рыболовные крючки и прочее барахло. Ну да мне-то что за дело!
Я об одном беспокоился – у нас теперь только профессорская одежда осталась. Ее
было много, но она никуда не годилась – штаны длинные, как тоннели, пиджаки и
все прочее в том же роде. Впрочем, нашлось все, что нужно для портного, а Джим
немного умел портняжничать и сказал, что скоро сможет приспособить для нас
парочку костюмов.
