Но больше всего мне хотелось поглядеть на дервишей – я ими
очень интересовался из-за того дервиша, который сыграл такую штуку с погонщиком
верблюдов. Мы нашли их целую кучу в какой-то церкви. Они называли себя
вертящимися дервишами – и в самом деле вертелись, да так, как я еще в жизни не
видывал. На них были надеты высокие шляпы вроде сахарных голов и полотняные
юбки, и они беспрерывно крутились и вертелись, как волчки, а юбки ихние
развевались во все стороны. Я такой красоты еще ни разу не видал и, глядя на
них, совсем ошалел. Том сказал, что все они мусульмане; а когда я спросил, что
значит мусульманин, он мне объяснил, что это всякий, кто не пресвитерианин.
Выходит, что в штате Миссури их множество, только я раньше не знал.
Мы не видели и половины того, что надо было посмотреть в
Каире, потому что Тому приспичило отыскать все места, которые прославились в
истории. Мы прямо с ног сбились, разыскивая житницу, куда Иосиф складывал зерно
перед голодом, а когда мы ее нашли, оказалось, что и смотреть-то там не на что
– такая это ветхая развалина. Однако Том был очень доволен и поднял страшную
бучу. Я бы ни за что так не орал, даже если б мне гвоздь в ногу вонзился. Как
он вообще это место нашел, ума не приложу. Пока мы до него добрались, мы прошли
не меньше сорока точно таких же житниц, и я думал, что любая из них вполне
сойдет, но Тому только настоящую подавай – другие ему не годятся. Я никогда не
встречал никого дотошнее Тома Сойера. Чуть он завидел ту самую житницу, он ее
вмиг узнал – вроде как бы я узнал свою запасную рубашку, если бы только она у
меня была. Но как ему это удалось, он вряд ли мог бы объяснить, – он сам в этом
признался.
Потом мы очень долго рыскали в поисках дома, где жил
мальчик, который научил кади, как рассудить дело со старыми и новыми маслинами.
Том сказал, что это из "Тысячи и одной ночи" и что после, на досуге,
он нам с Джимом про это расскажет. Ну вот, рыскали мы рыскали – до тех пор,
пока я чуть не свалился с ног от усталости. Я стал просить Тома бросить это
дело, прийти на следующий день и разыскать кого-нибудь, кто хорошо знает город,
умеет говорить по-миссурийски и сможет отвести нас прямо на место, – но нет, он
непременно хотел найти его сам, и все тут. Вот мы и поплелись дальше. Но тут
произошла самая удивительная вещь на свете. Этот дом исчез (исчез много сот лет
назад), и от него не осталось ничего, кроме одного глиняного кирпича. Никто бы
в жизни не поверил, что какой-то деревенский мальчишка из штата Миссури,
который никогда раньше в этом городе не бывал, может прийти, обыскать это место
и найти тот самый кирпич. А вот Том Сойер это сделал. Я знаю, что он это
сделал, потому что я сам видел. Я был рядом с ним в это время и видел, как он
заметил тот кирпич и как узнал его. Да, сказал я про себя, как же он это
делает? Что это – знания или инстинкт?
Вот все факты – точно, как было, и пусть каждый объясняет
сам, как хочет. Я долго над этим думал, и мое мнение, что это отчасти знания,
но главное тут инстинкт. И вот почему. Том положил кирпич в карман и сказал,
что, когда вернется домой, напишет на нем свое имя и все факты и отдаст его в музей.
Ну а я потихоньку вытащил кирпич у него из кармана и сунул туда другой, почти
такой же, и он не заметил никакой разницы, – а разница-то была. По-моему, это
решает дело: тут главное инстинкт, а не знания. Инстинкт говорит ему, где
подходящее место для кирпича, вот он и узнает его – по месту, а не по виду
самого кирпича. Если б дело было в знаниях, а не в инстинкте, он бы узнал этот
кирпич, увидев его снова. А он не узнал. Теперь вы понимаете, что, сколько бы
там ни кричали, будто знания такая замечательная штука, – инстинкт в сорок раз
больше стоит, потому что он такой безошибочный. И Джим то же самое говорит.
Когда мы вернулись обратно, Джим спустился вниз и взял нас
на борт. В лодке сидел молодой человек в красной феске с кисточкой, в красивой
голубой шелковой куртке и в широких штанах; поясом ему служила шаль, за которую
были заткнуты пистолеты. Он говорил по-английски и хотел наняться к нам в гиды
и показать нам Мекку, Медину и Центральную Африку – и все за полдоллара в день
и за харчи. Мы его наняли и поехали, включив полный ход. После обеда мы
очутились над тем самым местом, где израильтяне переходили Черное море, когда
фараон хотел их догнать и на него обратились воды. Там мы остановились и
хорошенько осмотрели место. И Джим очень обрадовался, он сказал, что видит все
в точности, как оно было. Он видит, как израильтяне идут между стенами вод, а
египтяне догоняют их, спеша вовсю; а когда они вошли в море, он увидел, как
воды возвратились и потопили их всех до одного. Потом мы снова включили полный
ход, понеслись дальше и стали парить над горой Синай и осмотрели то место, где
Моисей разбил каменные скрижали, и ту равнину, где расположились сыны Израилевы
и где они поклонялись золотому тельцу. И все это было ужасно интересно, и гид
знал каждое место не хуже, чем я свой родной город.
Но тут у нас случилась беда, и все наши планы пошли
насмарку. Томова старая кукурузная трубка до того распухла и покоробилась, что
уже никакие завязки и веревочки не помогали: она треснула и развалилась на
куски. Том прямо не знал, что делать. Профессорская трубка ему не годилась –
она была пенковая, а человек, который привык к трубке из кукурузной кочерыжки,
знает, что все остальные трубки на свете ей в подметки не годятся, и ни за что
другую курить не станет. А мою Том не хотел брать, сколько я его ни упрашивал.
Мы прямо не знали, что и делать.
Он все обдумал и сказал, что нам надо порыскать кругом,
посмотреть – не найдется ли такой трубки в Египте, Аравии или еще где-нибудь;
но гид сказал, что это все напрасно – их там нету. Том сильно приуныл, но
вскоре развеселился и сказал, что нашел выход.
– У меня есть еще одна кукурузная трубка – первый сорт и
почти новая. Она лежит у нас дома на стропилах над кухонной плитой. Джим, ты с
гидом поедешь за ней, а мы с Геком расположимся тут, на горе Синай, и будем вас
дожидаться.
– Что вы, масса Том, да нам и в жизни наш город не найти!
Трубку-то я найду, потому что я вашу кухню знаю, но, ей-богу, мне ни за что не
найти ни нашего города, ни Сент-Луиса, и ничего такого. Мы ведь дороги не
знаем, масса Том,
Это был факт, и он на мгновение поставил Тома в тупик.
Однако вскоре Том сказал:
