— Но в Мадриде мы можем пойти с тобой к парикмахеру, и тебе
подстригут их на висках и на затылке, как у меня, для города это будет лучше
выглядеть, пока они не отросли.
— Я буду похожа на тебя, — сказала она и прижала его к себе.
— И мне никогда не захочется изменить прическу.
— Нет. Они будут все время расти, и это нужно только
вначале, пока они еще короткие. Сколько потребуется времени, чтобы они стали
длинные?
— Совсем длинные?
— Нет. Вот так, до плеч. Мне хочется, чтоб они у тебя были
до плеч.
— Как у Греты Гарбо?
— Да, — сказал он хрипло.
Теперь вымысел стремительно возвращался, и он спешил
поскорее поддаться ему всем существом. И вот он опять оказался в его власти и
продолжал:
— Они будут висеть у тебя до плеч свободно, а на концах
немного виться, как вьется морская волна, и они будут цвета спелой пшеницы, а
лицо у тебя цвета темного золота, а глаза — того единственного цвета, который
подходит к твоим волосам и к твоей коже, золотые с темными искорками, и я буду
отгибать тебе голову назад, и смотреть в твои глаза, и крепко обнимать тебя.
— Где?
— Где угодно. Везде, где мы будем. Сколько времени нужно,
чтобы твои волосы отросли?
— Не знаю, я раньше никогда не стриглась. Но я думаю, что за
полгода они отрастут ниже ушей, а через год будут как раз такие, как тебе
хочется. Но только раньше будет знаешь что?
— Нет. Скажи.
— Мы будем лежать на большой, чистой кровати в твоем
знаменитом номере, в нашем знаменитом отеле, и мы будем сидеть вместе на
знаменитой кровати и смотреть в зеркало гардероба, и там, в зеркале, будешь ты
и я, и я обернусь к тебе вот так, и обниму тебя вот так, и потом поцелую тебя
вот так.
Потом они лежали неподвижно рядом, прижавшись друг к другу в
темноте, оцепенев, замирая от боли, тесно прижавшись друг к другу, и, обнимая
ее, Роберт Джордан обнимал все то, чему, он знал, никогда не сбыться, но он
нарочно продолжал говорить и сказал:
— Зайчонок, мы не всегда будем жить в этом отеле.
— Почему?
— Мы можем снять себе квартиру в Мадриде, на той улице,
которая идет вдоль парка Буэн-Ретиро. Там одна американка до начала движения
сдавала меблированные квартиры, и я думаю, что мне удастся снять такую квартиру
не дороже, чем она стоила до начала движения. Там есть квартиры, которые
выходят окнами в парк, и он весь виден из окон: железная ограда, клумбы,
дорожки, усыпанные гравием, и зелень газонов, изрезанных дорожками, и тенистые
деревья, и множество фонтанов, больших и маленьких, и каштаны, они сейчас как
раз цветут. Вот приедем в Мадрид — будем гулять по парку и кататься в лодке на
пруду, если там уже опять есть вода.
— А почему там не было воды?
— Ее спустили в ноябре, потому что она служила ориентиром
для авиации во время воздушных налетов на Мадрид. Но я думаю, что теперь там
уже опять есть вода. Наверно, я не знаю. Но даже если воды нет, мы будем гулять
по всему парку, в нем есть одно место, совсем как лес, там растут деревья со
всех концов света, и на каждом висит табличка, где сказано, как это дерево
называется и откуда оно родом.
— Я бы еще хотела сходить в кино, — сказала Мария. — Но
деревья — это тоже интересно. И я постараюсь выучить все названия, если только
смогу запомнить.
— Там не так, как в музее, — сказал Роберт Джордан. —
Деревья растут на воле, и в парке есть холмы, и одно место в нем настоящие
джунгли. А за парком книжный базар, там вдоль тротуара стоят сотни киосков, где
торгуют подержанными книгами, и теперь там очень много книг, потому что их
растаскивают из домов, разрушенных бомбами, и домов фашистов и приносят на
книжный базар. Я бы мог часами бродить по книжному базару, как в прежние дни,
до начала движения, если б у меня только было на это время в Мадриде.
— А пока ты будешь ходить по книжному базару, я займусь
хозяйством, — сказала Мария. — Хватит у нас денег на прислугу?
— Конечно. Можно взять Петру, горничную из отеля, если она
тебе понравится. Она чистоплотная и хорошо стряпает. Я там обедал у
журналистов, которым она готовила. У них в номерах есть электрические плитки.
— Можно взять ее, если ты хочешь, — сказала Мария. — Или я
кого-нибудь сама подыщу. Но тебе, наверно, придется очень часто уезжать? Меня
ведь не пустят с тобой на такую работу.
— Может быть, я получу работу в Мадриде. Я уже давно на этой
работе, а бойцом я стал с самого начала движения. Очень может быть, что теперь
меня переведут в Мадрид. Я никогда не просил об этом. Я всегда был или на
фронте, или на такой работе, как эта.
Знаешь, до того как я встретил тебя, я вообще никогда ни о
чем не просил. Никогда ничего не добивался. Никогда не думал о чем-нибудь,
кроме движения и кроме того, что нужно выиграть войну. Честное слово, я был
очень скромен в своих требованиях. Я много работал, а теперь вот я люблю тебя,
и, — он говорил, ясно представляя себе то, чему не бывать, — я люблю тебя так,
как я люблю все, за что мы боремся. Я люблю тебя так, как я люблю свободу, и
человеческое достоинство, и право каждого работать и не голодать. Я люблю тебя,
как я люблю Мадрид, который мы защищали, и как я люблю всех моих товарищей,
которые погибли в этой войне. А их много погибло. Много. Ты даже не знаешь, как
много. Но я люблю тебя так, как я люблю то, что я больше всего люблю на свете,
и даже сильнее. Я тебя очень сильно люблю, зайчонок. Сильнее, чем можно
рассказать. Но я говорю для того, чтобы ты хоть немного знала. У меня никогда
не было жены, а теперь ты моя жена, и я счастлив.
— Я буду стараться изо всех сил, чтоб быть тебе хорошей
женой, — сказала Мария. — Правда, я ничего не умею, но я постараюсь, чтобы ты
этого не чувствовал. Если мы будем жить в Мадриде — хорошо. Если нам придется
жить в другом каком-нибудь месте — хорошо. Если нам нигде не придется жить, но
мне можно будет уйти с тобой — еще лучше. Если мы поедем к тебе на родину, я
научусь говорить по-английски, как все Ingles, которые там живут. Я буду
присматриваться ко всем их повадкам и буду делать все так, как делают они.
— Это будет очень смешно.
— Наверно. И я буду делать ошибки, но ты меня будешь
поправлять, и я никогда не сделаю одну и ту же ошибку два раза. Ну, два раза —
может быть, но не больше. А потом, если тебе когда-нибудь там, на твоей родине,
захочется поесть наших кушаний, я могу тебе их приготовить. Я поступлю в такую
школу, где учат всему, что должна знать хорошая жена, если такие школы есть, и
я буду там учиться.
— Такие школы есть, но тебе это совсем ни к чему.
