— Salud! — крикнул он. — Salud, milicianos![101] Он услышал
щелканье затвора. Потом за валом выстрелили из винтовки. Раздался оглушительный
треск, и темноту прорезало сверху вниз желтой полосой. Услышав щелканье
затвора, Андрес лег плашмя и уткнулся лицом в землю.
— Не стреляйте, товарищи, — крикнул Андрес. — Не стреляйте.
Я хочу подняться к вам.
— Сколько вас? — послышался чей-то голос из-за вала.
— Один. Я. Больше никого.
— Кто ты?
— Андрес Лопес из Виллаконехоса. Из отряда Пабло. Иду с
донесением.
— Винтовка и патроны есть?
— Да, друг.
— Без винтовки и патронов мы сюда никого не пустим, — сказал
голос. — И больше трех человек сразу тоже нельзя.
— Я один, — крикнул Андрес. — С важным поручением. Пустите
меня.
Он услышал, как они переговариваются за валом, но слов не
разобрал. Потом тот же голос крикнул опять:
— Сколько вас?
— Один. Я. Больше никого. Ради господа бога.
За валом опять стали переговариваться. Потом раздался голос:
— Слушай, фашист.
— Я не фашист, — крикнул Андрес. — Я guerrillero из отряда
Пабло. Я иду с донесением в Генеральный штаб.
— Совсем рехнулся, — услышал он сверху. — Швырни в него
гранату.
— Слушайте, — сказал Андрес. — Я один. Со мной больше никого
нет. Вот чтоб мне так и так в святое причастие — говорю вам, я один. Пустите
меня.
— Говорит, как добрый христианин, — сказал кто-то за валом и
засмеялся.
Потом послышался голос другого:
— Самое лучшее швырнуть в него гранату.
— Нет! — крикнул Андрес. — Вы сделаете большую ошибку. Я с
важным поручением. Пустите меня.
Вот из-за этого он и не любил переходить туда и сюда через
линию фронта. Иной раз все складывалось лучше, иной раз хуже. Но совсем хорошо
не бывало никогда.
— Ты один? — снова спросили его сверху.
— Me cago en la leche[102], — крикнул Андрес. — Сколько раз
мне повторять? Я один.
— Ну, если один, так встань во весь рост и держи винтовку
над головой.
Андрес встал и поднял карабин, держа его обеими руками.
— Теперь пробирайся через проволоку. Мы навели на тебя
maquina, — сказал тот же голос.
Андрес подошел к первому поясу проволочных заграждений.
— Я не проберусь без рук, — крикнул он.
— Не смей опускать, — приказал ему голос.
— Я зацепился за проволоку, — ответил Андрес.
— Швырнуть бы в него гранату, проще всего, — сказал другой
голос.
— Пусть перекинет винтовку за спину, — сказал еще чей-то
голос. — Как он пройдет с поднятыми руками? Соображать надо!
— Фашисты все на один лад, — сказал другой голос. — Ставят
одно условие за другим.
— Слушайте, — крикнул Андрес. — Я не фашист, я guerrillero
из отряда Пабло. Мы поубивали фашистов больше, чем тиф.
— Я что-то не слышал про этого Пабло и про его отряд, —
сказал голос, принадлежавший, очевидно, начальнику поста. — И про Петра и Павла
и про других святых и апостолов тоже не слыхал. И про их отряды не знаю.
Перекинь винтовку за плечо и действуй руками.
— Пока мы не открыли по тебе огонь из maquina, — крикнул
другой.
— Que poco amables sois! — сказал Андрес. — Не очень-то вы
любезны! — Он пошел вперед, продираясь через проволоку.
— Любезны? — крикнул кто-то. — Мы на войне, друг.
— Оно и видно, — сказал Андрес.
— Что он говорит?
Андрес опять услышал щелканье затвора.
— Ничего! — крикнул он. — Я ничего не говорю. Не стреляйте,
пока я не проберусь через эту окаянную проволоку.
— Не смей так говорить про нашу проволоку! — крикнул кто-то.
— Не то гранату швырнем.
— Quiero decir, que buena alambrada![103] — крикнул Андрес.
— Какая замечательная проволока!
Господь в нужнике! Что за проволока! Скоро я до вас
доберусь, братья.
— Швырните в него гранату, — услышал он все тот же голос. —
Говорю вам, это самое разумное.
— Братья, — сказал Андрес. Он весь взмок от пота, и он знал,
что стороннику решительных действий ничего не стоит швырнуть в него гранату. —
Я человек маленький.
— Охотно верю, — сказал гранатометчик.
— И ты прав, — сказал Андрес. Он осторожно пробирался через
третий пояс колючей проволоки и был уже близок к валу. — Я совсем маленький
человек.
Но мне поручили важное дело. Muy, muy serio[104].
— Важнее свободы ничего нет, — крикнул гранатометчик. — Ты
думаешь, есть что-нибудь и поважнее свободы? — спросил он вызывающим тоном.
— Нет, друг, — с облегчением сказал Андрес. Теперь он знал,
что имеет дело с самыми оголтелыми, с теми, кто носит красно-черные шарфы. —
Viva la Libertad!
— Viva la FAI! Viva la CNT![105] — закричали в ответ из-за
вала. — Да здравствует анархо-синдикализм и свобода!
— Viva nosotros! — крикнул Андрес. — Да здравствуем мы!
— Он из наших, — сказал гранатометчик. — А ведь я мог
уложить его этой штукой.
Он посмотрел на гранату, которую держал в руке, и
расчувствовался, когда Андрес перебрался через вал. Обняв его и все еще не
выпуская гранаты из рук, так что она легла Андресу на лопатку, гранатометчик
расцеловал Андреса в обе щеки.
— Я очень доволен, что все обошлось благополучно, брат, —
сказал он. — Я очень доволен.
— Где твой начальник? — спросил Андрес.
— Я здесь начальник, — сказал тот. — Покажи свои документы.
