Это был самый большой дар, которым он обладал, талант, уже
помогавший ему на войне: способность не игнорировать, а презирать возможность
плохого конца. Мало-помалу он утрачивал это качество, потому что ему
приходилось нести слишком большую ответственность за жизнь других людей,
выполнять то, что было плохо задумано с самого начала и плохо налажено. А при
таких обстоятельствах нельзя игнорировать плохой конец, неудачу. Тут речь идет
не о возможности каких-то осложнений для тебя самого, которые можно
игнорировать. Сам по себе он — ничто, он знал это, и смерть тоже ничто. Уж
что-что, а это он знал твердо. Правда, за последние несколько дней он понял,
что вместе с другим человеческим существом он может быть всем. Но в глубине
души он знал, что это исключение. Это у нас было, думал он. И в этом мое
великое счастье. Это было даровано мне, может быть, потому, что я никогда этого
не просил. Этого у меня никто не отнимет, и это никуда от меня не уйдет. Но это
прошло, и с этим покончено сегодня утром, а впереди ждет дело.
Что ж, сказал он самому себе, я рад, что ты мало-помалу
начинаешь накапливать то, чего за последнее время тебе так сильно не хватало. А
то ты совсем было сдал. Мне даже стало стыдно за тебя. Но ведь я — это ты. И
такого «я», который мог бы судить тебя, нет. Мы оба сдали. И ты, и я, и мы оба.
А ну, брось. Перестань раздваиваться, как шизофреник. Хватит и одного. Теперь
ты опять такой, как нужно. Но слушай, нельзя думать о девушке весь день.
Единственное, что ты можешь сейчас сделать для нее, это постараться, чтобы она
была в стороне, и ты это сделаешь. Судя по всему, лошадей, наверно, будет
достаточно. Самое лучшее, что ты можешь сделать для нее, это выполнить свою
работу как следует и побыстрее и убраться оттуда, а мысли о ней тебе только
помешают. Так что не думай о ней больше.
Решив все это, он остановился и подождал, когда Мария
подойдет к нему вместе с Пилар, Рафаэлем и лошадьми.
— Guapa, — сказал он ей в темноте. — Ну, как ты?
— Хорошо, Роберто.
— Ты не тревожься, — сказал он ей и, перехватив автомат
левой рукой, правой коснулся ее плеча.
— Я не тревожусь, — сказала она.
— Мы хорошо все подготовили, — сказал он. — Рафаэль тоже
будет с тобой держать лошадей.
— Я бы лучше хотела быть с тобой.
— Нет. Ты всего нужнее там, где лошади.
— Хорошо, — сказала она. — Там я и буду.
Как раз в эту минуту одна из лошадей заржала, и тотчас же
из-за скал ей ответила другая пронзительным, дрожащим, резко оборвавшимся
ржаньем.
Роберт Джордан разглядел в темноте силуэты новых лошадей. Он
прибавил шагу и подошел к ним вместе с Пабло. Рядом с лошадьми стояли люди.
— Salud, — сказал Роберт Джордан.
— Salud, — ответили они в темноте.
Он не мог разглядеть их лица.
— Это Ingles, который пойдет вместе с нами, — сказал Пабло.
— Он динамитчик.
Никто ничего не сказал на это. Может быть, они кивнули в
темноте.
— Пора идти, Пабло, — сказал один. — Скоро начнет светать.
— Вы принесли еще гранат? — спросил другой.
— Много, — сказал Пабло. — Возьмите себе, сколько нужно,
когда спешитесь.
— Тогда поехали, — сказал кто-то еще. — Мы уж и так полночи
здесь прождали.
— Hola, Пилар, — сказал один из них подошедшей женщине.
— Que me maten[113], если это не Пепе, — хриплым голосом
сказала Пилар. — Ну, как дела, пастух?
— Хорошо, — сказал он. — Dentro de la gravedad.
— Что это у тебя за лошадь? — спросила его Пилар.
— Пабло мне дал своего серого, — сказал он. — Хороший конь.
— Пошли, — сказал другой. — Пора. Нечего тут болтать.
— Ну, а ты как, Элисио? — спросила Пилар другого, когда он
садился в седло.
— А что мне, — грубо ответил он. — Отстань, женщина, надо
дело делать.
Пабло сел на гнедого.
— Ну, а теперь молчите и поезжайте за мной, — сказал он. — Я
покажу, где мы оставим лошадей.
Глава 40
Пока Роберт Джордан спал, пока он обдумывал, как взорвать
мост, и пока он был с Марией, Андрес медленно продвигался вперед. До того как
выйти к республиканским позициям, он шел быстро, минуя фашистские посты, так
быстро, как только может идти в темноте здоровый, выносливый крестьянин, хорошо
знающий местность. Но стоило ему выйти к республиканским позициям, как
продвижение его сразу замедлилось.
Предполагалось, что достаточно будет показать пропуск,
удостоверение с печатью СВР, полученное от Роберта Джордана, и пакет с той же
печатью, и все будут помогать ему возможно скорее добраться до места
назначения. Но, попав на республиканскую территорию, он сразу же столкнулся с
командиром роты, который насупился, словно сыч, и взял под сомнение все с
самого начала.
Андрес пошел с этим ротным командиром в штаб батальона, и
батальонный командир, который до начала движения был парикмахером, выслушал его
и горячо принялся за дело. Этот командир, по имени Гомес, отчитал ротного за
его глупость, похлопал Андреса по спине, угостил его плохим коньяком и сказал,
что он сам, бывший парикмахер, всегда хотел стать guerrillero. Потом он поднял
своего спавшего адъютанта, передал ему командование батальоном и послал
вестового разбудить мотоциклиста. Вместо того чтобы отправить Андреса в штаб
бригады с мотоциклистом, Гомес решил, что лучше он отвезет его туда сам; Андрес
вцепился в переднее сиденье, и, подскакивая на выбоинах, они с ревом помчались
по изрытой снарядами горной дороге, окаймленной с обеих сторон высокими
деревьями, и фара мотоцикла вырывала из темноты побеленные стволы, известь на
которых облупилась и кора была ободрана осколками снарядов и пулями во время боев,
происходивших на этой дороге в первый год после начала движения. Они въехали в
маленький горный курорт, где в домике с развороченной крышей помещался штаб
бригады, и Гомес ловко, точно гонщик, затормозив, прислонил свою машину к стене
дома, и мимо сонного часового, взявшего на караул, протиснулся в большую
комнату, где стены были увешаны картами и совсем сонный офицер с зеленым
козырьком над глазами сидел за столом, на котором было два телефона, лампа и
номер «Мундо обреро». Этот офицер взглянул на Гомеса и сказал:
— Ты зачем сюда явился? Разве тебе неизвестно, что
существует телефон?
— Я хочу повидать полковника, — сказал Гомес.
— Он спит, — сказал офицер. — Я твою фару еще за милю
увидел. Хочешь, чтобы нас начали бомбить?
