— Все как обычно, господин полковник. Спокойно. Все
спокойно.
— По-моему, я тебя видел в Серседилье месяца три назад, могло
это быть? — спросил полковник.
— Да, господин полковник.
— Так я и думал. — Полковник похлопал его по плечу. — Ты был
со стариком Ансельмо. Ну как он, жив?
— Жив, господин полковник, — ответил ему Андрес.
— Хорошо. Я очень рад, — сказал полковник.
Офицер показал ему напечатанный на машинке пропуск, он
прочел и поставил внизу свою подпись.
— Теперь поезжайте, — обратился он к Гомесу и Андресу. —
Поосторожнее с мотоциклом, — сказал он Гомесу. — Фары не выключай. От одного
мотоцикла ничего не будет, а ехать надо осторожно. Передайте мой привет
товарищу генералу Гольцу. Мы с ним встречались после Пегериноса. — Он пожал им
обоим руки. — Сунь документы за рубашку и застегнись, — сказал он. — На
мотоцикле ветер сильно бьет в лицо.
Когда они вышли, полковник подошел к шкафчику, достал оттуда
стакан и бутылку, налил себе виски и добавил воды из глиняного кувшина,
стоявшего на полу у стены. Потом, держа стакан в одной руке и медленно
потягивая виски, он остановился у большой карты и стал оценивать шансы на успех
наступления под Навасеррадой.
— Как хорошо, что там Гольц, а не я, — сказал он наконец
офицеру, сидевшему за столом.
Офицер не ответил ему, и, переведя взгляд с карты на
офицера, полковник увидел, что тот спит, положив голову на руки. Полковник подошел
к столу и переставил телефоны вплотную к голове офицера — один справа, другой
слева. Потом он подошел к шкафчику, налил себе еще виски, добавил воды и снова
вернулся к карте.
Андрес, крепко уцепившись за сиденье, задрожавшее при пуске
мотора, пригнул голову от ветра, когда мотоцикл с оглушительным фырканьем
ринулся в рассеченную фарой темь проселочной дороги, которая уходила вперед, в
черноту окаймлявших ее тополей, а потом эта чернота померкла, пожелтела, когда
дорога нырнула вниз, в туман около ручья, потом опять сгустилась, когда дорога
снова поднялась выше, и тогда впереди, у перекрестка, их фара нащупала серые
махины грузовиков, спускавшихся порожняком с гор.
Глава 41
Пабло остановил лошадь и спешился в темноте. Роберт Джордан
услышал поскрипыванье седел и хриплое дыхание, когда спешивались остальные, и
звяканье уздечки, когда одна лошадь мотнула головой. На него пахнуло лошадиным
потом и кислым запахом давно не стиранной, не снимаемой на ночь одежды, который
исходил от новых людей, и дымным, застоявшимся запахом тех, кто жил в пещере.
Пабло стоял рядом с ним, и от него несло медным запахом винного перегара, и у
Роберта Джордана было такое ощущение, будто он держит медную монету во рту. Он
закурил, прикрыв папиросу ладонями, чтобы не было видно огня, глубоко затянулся
и услышал, как Пабло сказал совсем тихо: «Пилар, отвяжи мешок с гранатами, пока
мы стреножим лошадей».
— Агустин, — шепотом сказал Роберт Джордан, — ты и Ансельмо
пойдете со мной к мосту. Мешок с дисками для maquina у тебя?
— Да, — сказал Агустин. — Конечно, у меня.
Роберт Джордан подошел к Пилар, которая с помощью Примитиво
снимала поклажу с одной из лошадей.
— Слушай, женщина, — тихо сказал он.
— Ну что? — хрипло шепнула она, отстегивая ремень под брюхом
лошади.
— Ты поняла, что атаковать пост можно будет только тогда,
когда вы услышите бомбежку?
— Сколько раз ты будешь это повторять? — сказала Пилар. — Ты
хуже старой бабы, Ingles.
— Это я для проверки, — сказал Роберт Джордан. — А как
только с постовыми разделаетесь, бегите к мосту и прикрывайте дорогу и мой
левый фланг.
— Я все поняла с первого раза, лучше не втолкуешь, — шепотом
ответила Пилар. — Иди, делай свое дело.
— И чтобы никто не двигался с места, и не стрелял, и не
бросал гранат до тех пор, пока не услышите бомбежки, — тихо сказал Роберт
Джордан.
— Не мучай ты меня, — сердито прошептала Пилар. — Я все
поняла, еще когда мы были у Глухого.
Роберт Джордан пошел туда, где Пабло привязывал лошадей.
— Я только тех стреножил, которые могут испугаться, — сказал
Пабло. — А эти — достаточно потянуть за веревку, вот так, и они свободны.
— Хорошо.
— Я объясню девушке и цыгану, как с ними обращаться, —
сказал Пабло.
Те, кого он привел, кучкой стояли в стороне, опираясь на
карабины.
— Ты все понял? — спросил Роберт Джордан.
— А как же, — сказал Пабло. — Разделаться с постовыми.
Перерезать провода. Потом назад, к мосту. Прикрывать мост, пока ты его не
взорвешь.
— И не начинать до тех пор, пока не услышите бомбежки.
— Правильно.
— Ну, тогда желаю удачи.
Пабло буркнул что-то. Потом сказал:
— А ты будешь прикрывать нас большой maquina и своей
маленькой maquina, когда мы пойдем назад, а, Ingles?
— Не беспокойся, — сказал Роберт Джордан. — Будет сделано,
как надо.
— Тогда все, — сказал Пабло. — Но надо быть очень
осторожным, Ingles. Если не соблюдать осторожности, то не так-то просто будет
все сделать.
— Я сам буду стрелять из maquina, — сказал ему Роберт
Джордан.
— А ты умеешь с ней обращаться? Я не желаю, чтобы меня
подстрелил Агустин, хоть и с самыми добрыми намерениями.
— Я умею с ней обращаться. Правда. И если стрелять будет
Агустин, я послежу, чтобы он целился выше ваших голов. Чтобы забирал выше,
выше.
— Тогда все, — сказал Пабло. Потом добавил тихо, словно по
секрету: — А лошадей все еще мало!
Сукин сын, подумал Роберт Джордан. Неужели он не
догадывается, что я сразу раскусил его?
— Я пойду пешком, — сказал он. — Лошади — это твоя забота.
— Нет, Ingles, лошадь будет и для тебя, — тихо сказал Пабло.
— Лошади найдутся для всех.
— Это твое дело, — сказал Роберт Джордан. — Обо мне можешь
не беспокоиться. А патронов у тебя хватит для твоей новой maquina?
— Да, — сказал Пабло. — Все, что было у кавалериста, все
здесь. Я только четыре расстрелял, хотел попробовать. Я пробовал вчера в горах.
— Ну, мы пошли, — сказал Роберт Джордан. — Надо прийти туда
пораньше, чтобы залечь до рассвета.
