Он радовался той внезапной радостью, которая так редко
выпадает на долю человека, которому приходится командовать в революционной
армии; такая радость вспыхивает, когда видишь, что хотя бы один твой фланг
держится крепко. Если бы оба фланга держались крепко, это было бы уж слишком,
подумал он. Не знаю, кто бы мог вынести такое. А если разобраться в том, что
такое фланг, любой фланг, то можно свести его к одному человеку. Да, к одному
человеку. Не такая аксиома было ему нужна. Но этот человек — надежен. Один
надежный человек. Ты будешь моим левым флангом, когда начнется бой, думал он.
Говорить тебе об этом сейчас, пожалуй, не стоит. Бой будет очень короткий,
думал он. Но и очень славный бой. Ну что ж, мне всегда хотелось самостоятельно
провести хоть один бой. Я всегда находил погрешности в тех боях, где
командовали другие, начиная с Азенкура и до наших дней. Свой собственный бой
надо провести как следует. Это будет бой короткий, но безупречный. Если все
сложится так, как оно должно сложиться по моим расчетам, то этот бой будет
действительно безупречен.
— Нет, правда, — сказал он Ансельмо. — Я ужасно рад тебя
видеть.
— И я рад видеть тебя, — сказал старик.
Сейчас, когда они взбирались по склону в темноте, и ветер
дул им в спину, и их заносило снегом, Ансельмо уже не чувствовал себя одиноким.
Он перестал чувствовать свое одиночество с той минуты, как Ingles хлопнул его
по плечу. Ingles был веселый, довольный, они шутили друг с другом.
Ingles сказал, что все идет хорошо и тревожиться не о чем.
Глоток абсента согрел Ансельмо, и ноги у него тоже начали согреваться от
ходьбы.
— На дороге ничего особенного, — сказал он.
— Ладно, — ответил ему Ingles. — Покажешь мне, когда придем.
Ансельмо шел радостный, и ему было очень приятно думать, что
он не покинул своего наблюдательного поста.
Если бы он вернулся в лагерь, ничего бы плохого в этом не
было. Это был бы вполне разумный и правильный поступок, принимая во внимание
обстоятельства, думал Роберт Джордан. Но он остался, выполняя приказ, думал
Роберт Джордан. Выстоять на посту в такую снежную бурю. Это о многом говорит.
Недаром по-немецки буря и атака называются одним и тем же словом — «Sturm». Я
бы, конечно, мог подобрать еще одного-двоих, которые остались бы на посту.
Конечно, мог бы. Интересно, остался бы Фернандо? Вполне вероятно. В конце
концов, он сам вызвался проводить меня сюда. Ты думаешь, он остался бы? А как
бы это было хорошо! Упорства у него хватит. Надо будет прощупать его. Интересно
знать, о чем сейчас думает этот манекен.
— О чем ты думаешь, Фернандо? — спросил Роберт Джордан.
— А почему ты спрашиваешь?
— Из любопытства, — сказал Роберт Джордан. — Я очень
любопытный.
— Я думаю об ужине, — сказал Фернандо.
— Любишь поесть?
— Да. Очень.
— А как ты находишь — Пилар стряпает вкусно?
— Так себе, — ответил Фернандо.
Прямо второй Кулидж, подумал Роберт Джордан. А все-таки мне
кажется, что он бы остался.
Они медленно взбирались по склону сквозь метель.
Глава 16
— Эль Сордо был здесь, — сказала Пилар Роберту Джордану.
Они вошли с холода в дымное тепло пещеры, и женщина кивком
подозвала Роберта Джордана к себе.
— Он пошел насчет лошадей.
— Хорошо. А мне он ничего не просил передать?
— Вот только то, что пойдет насчет лошадей.
— А как дела у нас?
— No se[50], — сказала она. — Полюбуйся на него.
Роберт Джордан увидел Пабло сразу, как только вошел, и Пабло
ухмыльнулся ему. Сейчас Роберт Джордан опять посмотрел на Пабло, сидевшего за
столом, и с улыбкой помахал ему рукой.
— Ingles! — крикнул Пабло. — А снег-то все еще идет, Ingles.
Роберт Джордан кивнул.
— Сними сандалии, я их посушу, — сказала Мария. — Повешу вот
тут, перед очагом.
— Смотри не сожги, — сказал ей Роберт Джордан. — Я босиком
не хочу расхаживать. В чем дело? — повернулся он к Пилар. — Что это у вас —
собрание? А разве часовых не выставили?
— В такую метель? Que va!
За столом, прислонясь к стене, сидели шестеро мужчин.
Ансельмо и Фернандо все еще стряхивали снег с курток и штанов и постукивали
ногами о стену у входа в пещеру.
— Сними куртку, — сказала Мария. — А то снег растает, и она
намокнет.
Роберт Джордан стащил с себя куртку, стряхнул снег с брюк и
развязал шнурки своих альпаргат.
— Намочишь тут все кругом, — сказала Пилар.
— Ты же сама меня позвала.
— Ну и что же? Вернись ко входу и стряхни снег там.
— Прошу прощения, — сказал Роберт Джордан, становясь босыми
ногами на земляной пол. — Разыщи-ка мне носки, Мария.
— Господин и повелитель, — сказала Пилар и сунула полено в
огонь.
— Hay que aprovechar el tiempo, — ответил ей Роберт Джордан.
— Надо пользоваться тем вре??енем, которое еще есть.
— Тут заперто, — сказала Мария.
— Возьми ключ. — И он бросил ключ Марии.
— К этому замку не подходит.
— Не в этом мешке, в другом. Они там наверху, сбоку.
Девушка вынула носки, затянула завязки у рюкзака, заперла
замок и подала Роберту Джордану носки вместе с ключом.
— Садись, надень носки и разотри ноги как следует, — сказала
она.
Роберт Джордан усмехнулся, глядя на нее.
— Может, ты мне их волосами осушишь? — спросил он специально
для Пилар.
— Вот свинья, — сказала Пилар. — Сначала корчил из себя
властелина, теперь на место самого бывшего господа бога метит. Стукни его
поленом, Мария.
— Не надо, — сказал ей Роберт Джордан. — Я шучу, потому что
я доволен.
— Ты доволен?
— Да, — сказал он. — По-моему, все идет прекрасно.
— Роберто, — сказала Мария. — Садись вот сюда, посуши ноги,
а я дам тебе чего-нибудь выпить, чтобы ты согрелся.
— Можно подумать, что до него никому не случалось промочить
ноги, — сказала Пилар. — Что с неба ни разу ни одной снежинки не упало.
Мария принесла овчину и бросила ее на земляной пол.
