— А ты ничуть не похож на профессора, — сказал Примитиво.
— У него нет бороды, — сказал Пабло. — Вы смотрите, у него
нет бороды.
— Ты правда профессор?
— Преподаватель.
— Но ты учишь кого-то?
— Да.
— Но почему испанскому языку? — спросил Андрес. — Ведь ты
англичанин, тебе было бы проще учить английскому.
— Он говорит по-испански не хуже нас, — сказал Ансельмо. —
Почему же ему не учить других испанскому языку.
— Да. Но все-таки не много ли на себя берет тот иностранец,
который учит испанскому языку? — сказал Фернандо. — Я тебя ничем не хочу
обидеть, дон Роберто.
— Он не настоящий профессор, — сказал Пабло, очень довольный
собой. — У него нет бороды.
— Ведь английский язык ты знаешь лучше, — продолжал
Фернандо. — По-моему, учить по-английски тебе было бы и легче и проще.
— Ведь он не испанцев учит, — перебила его Пилар.
— Надеюсь, что не испанцев, — сказал Фернандо.
— Дай договорить, упрямый мул, — сказала ему Пилар. — Он
учит испанскому языку американцев. Северных американцев.
— Разве они не говорят по-испански? — спросил Фернандо. —
Южные американцы говорят.
— Упрямый мул, — сказала Пилар. — Она учит испанскому языку
северных американцев, которые говорят по-английски.
— А все-таки ему легче было бы учить английскому языку, раз
он сам говорит по-английски, — сказал Фернандо.
— Разве ты не слышишь, что он говорит по-испански? — Пилар
посмотрела на Роберта Джордана и с безнадежным видом покачала головой.
— Да, говорит. Но с акцентом.
— С каким? — спросил Роберт Джордан.
— С эстремадурским, — чопорно ответил Фернандо.
— Ох, мать родимая! — сказала Пилар. — Что за народ!
— Очень возможно, — сказал Роберт Джордан. — Я как раз
оттуда и приехал.
— И он это знает, — сказала Пилар. — Эй, ты, старая дева. —
Она повернулась к Фернандо. — Наелся? Хватило тебе?
— Я бы ел еще, если бы знал, что еды у нас достаточно, —
ответил ей Фернандо. — А ты, пожалуйста, не думай, дон Роберто, я против тебя
ничего не имею.
— Так тебя, — коротко сказал Агустин. — И еще раз так тебя.
— Для того ли мы делали революцию, чтобы называть товарища доном Роберто?
— По-моему, теперь, после революции, мы все можем называть
друг друга «дон», — сказал Фернандо. — Так оно и должно быть при Республике.
— Так тебя, — сказал Агустин. — Так и так!
— И я стою на своем: дону Роберто было бы гораздо легче и
проще учить английскому языку.
— У дона Роберто нет бороды, — сказал Пабло. — Он не
настоящий профессор.
— То есть как так нет бороды? — сказал Роберт Джордан. — А
это что? — Он погладил себя по щекам и подбородку, покрытым трехдневной светлой
щетиной.
— Какая же это борода? — сказал Пабло. — Это не борода. —
Пабло почти развеселился. — Он дутый профессор.
— Так и так вас всех, — сказал Агустин. — Тут прямо какой-то
сумасшедший дом.
— А ты выпей, — сказал ему Пабло. — Мне, например, кажется,
что все так, как оно и должно быть. Вот только у дона Роберто нет бороды.
Мария провела ладонью по щеке Роберта Джордана.
— У него есть борода, — сказала она Пабло.
— Тебе лучше знать, — сказал Пабло, и Роберт Джордан
взглянул на него.
Я не верю, что он так уж пьян, подумал Роберт Джордан. Нет,
он не пьян. И с ним надо быть начеку.
— Слушай, ты, Пабло, — сказал он. — Как по-твоему, снег
долго будет идти?
— А по-твоему как?
— Я тебя спрашиваю.
— Спрашивай других, — ответил ему Пабло. — Я тебе не
разведка. У тебя ведь бумажка от вашей разведки. Спрашивай женщину. Теперь она
командует.
— Я спрашиваю тебя.
— Иди ты, так тебя и так, — ответил ему Пабло. — И тебя, и
женщину, и девчонку.
— Он пьян, — сказал Примитиво. — Не обращай на него
внимания, Ingles.
— По-моему, он не так уж пьян, — сказал Роберт Джордан.
Мария стояла позади Роберта Джордана, и он видел, что Пабло
смотрит на нее через его плечо. Маленькие кабаньи глазки смотрели на нее с круглого,
заросшего щетиной лица, и Роберт Джордан подумал: многих убийц приходилось мне
видеть и за эту войну, и раньше, и все они разные — один на другого не похож.
Нет каких-то общих признаков или особенностей, и преступный тип — это тоже
выдумка. Но Пабло, да, Пабло, конечно, не красавец!
— Я не верю, что ты умеешь пить, — сказал он Пабло. — И не
верю, что ты пьян.
— Я пьян, — с достоинством сказал Пабло. — Пить — это
пустяки. Все дело в том, чтобы уметь напиваться. Estoy muy borracho[53].
— Сомневаюсь, — ответил ему Роберт Джордан. — Трус ты — вот
это верно.
В пещере вдруг стало так тихо, что он услышал, как шипят
дрова в очаге, около которого возилась Пилар. Он слышал, как захрустела овчина,
когда он стал на нее всей своей тяжестью. Ему казалось, что он даже слышит, как
падает снег. Этого не могло быть, но тишину там, где падал снег, он слышал.
Надо убить его и покончить со всем этим, думал Роберт
Джордан. Не знаю, что у него на уме, но ничего хорошего я от него не жду.
Послезавтра мост, а этот человек ненадежен, и он может сорвать мне все дело.
Нечего тянуть. Надо покончить с этим!
Пабло ухмыльнулся, поднял указательный палец и провел им
себе по горлу. Потом покачал головой, еле-еле поворачивавшейся на его короткой,
толстой шее.
— Нет, Ingles, — сказал он. — Я на эту удочку не попадусь.
Он посмотрел на Пилар и сказал ей:
— Так от меня не отделаешься.
— Sinverguenza[54], — сказал ему Роберт Джордан, уже
окончательно решивший действовать. — Cabarde[55].
— Что ж, может быть, — сказал Пабло. — А все-таки я на эту
удочку не попадусь. Выпей, Ingles, и мигни женщине, что, мол, ничего у нее не
вышло.
