— Оставайся здесь, у пулемета, но пока ты не будешь совсем,
совсем уверен, что они идут на тебя, не стреляй. Даже и тогда не стреляй, жди,
пока они не дойдут вот до тех кустов. — Роберт Джордан показал пальцем. —
Понял?
— Да. Но…
— Никаких «но». Я тебе потом объясню. Я иду к Примитиво.
Ансельмо был рядом, и он сказал ему:
— Viejo, ты оставайся тут, с Агустином и пулеметом. — Он
говорил с расстановкой, не спеша. — Стрелять он не должен, разве только если
верховые подъедут совсем вплотную. Если они только покажутся, как в тот раз, не
надо их трогать. Если придется стрелять, держи треногу, чтоб не шаталась, и
подавай ему диски.
— Хорошо, — сказал старик. — А Ла-Гранха?
— Пойдешь позднее.
Роберт Джордан полез наверх, карабкаясь по серым валунам,
мокрым и скользким под рукой, когда он цеплялся за них, подтягиваясь.
Покрывавший их снег быстро таял на солнце. Сверху валуны уже подсыхали, и,
продолжая карабкаться, он оглянулся и увидел сосновый лес, и длинную прогалину
за ним, и долину перед дальней цепью высоких гор. Наконец он добрался до
углубления между двумя большими камнями, в котором угнездился Примитиво, и тот
сказал ему:
— На Глухого напали. Что будем делать?
— Ничего, — сказал Роберт Джордан.
Отсюда стрельба была ясно слышна, и когда он посмотрел
вперед, он увидел, как вдалеке за долиной, в том месте, откуда начинался новый
крутой подъем, выехал из лесу кавалерийский отряд и стал подниматься по
снежному склону, со стороны которого доносилась стрельба. Он видел длинную
двойную цепочку всадников, темнеющую на снегу. Он следил за цепочкой, пока она
не доползла до гребня гряды и не скрылась в дальнем лесу.
— Надо идти на помощь, — сказал Примитиво. Голос у него был
хриплый и безжизненный.
— Невозможно, — сказал Роберт Джордан. — Я этого ждал с
самого утра.
— Почему?
— Они вчера увели лошадей из селения. Снег перестал, и их
нашли по следам.
— Но мы должны идти к ним на помощь, — сказал Примитиво. —
Нельзя их бросать так. Это наши товарищи.
Роберт Джордан положил ему руку на плечо.
— Мы ничего не можем сделать, — сказал он. — Если б мы
могли, я бы сделал все.
— Туда можно добраться поверху. Мы можем взять лошадей и обе
maquina. Ту, что внизу, и твой автомат. И пойти к ним на помощь.
— Послушай… — сказал Роберт Джордан.
— Я вот что слушаю, — сказал Примитиво.
Раскаты стрельбы следовали один за другим, без перерыва.
Потом послышались взрывы ручных гранат, тяжелые и глухие в сухой трескотне
пулеметов.
— Они погибли, — сказал Роберт Джордан. — Они погибли уже
тогда, когда перестал идти снег. Если мы пойдем туда, мы тоже погибнем. Нам
нельзя разбивать свои силы.
Серая щетина небритой бороды покрывала подбородок и часть
шеи Примитиво, подбиралась к нижней губе. Лицо у него было плоское и почти
коричневое там, где не было щетины, нос сломанный и приплюснутый, серые глаза
сидели глубоко; глядя ему в лицо, Роберт Джордан увидел, как подергивается
щетина возле углов его рта и на горле.
— Ты только послушай, — сказал Примитиво. — Там настоящая
бойня.
— Если окружили лощину со всех сторон, тогда так и есть, —
сказал Роберт Джордан. — Но, может, кому-нибудь удалось выбраться.
— Мы могли бы подойти и ударить сзади, — сказал Примитиво. —
Возьмем лошадей и пойдем вчетвером.
— А дальше что? Что после того, как ты на них ударишь сзади?
— Мы соединимся с Глухим.
— Чтобы умереть там? Посмотри на солнце. До вечера еще
далеко.
Небо было высокое и безоблачное, солнце палило им в спину.
На южном склоне по ту сторону прогалины, лежавшей под ними,
обнажились длинные полосы черной земли, на ветвях сосен снега почти совсем не
осталось. Над камнями, которые только что были мокрыми, стлался теперь легкий
пар.
— Придется тебе снести это, — сказал Роберт Джордан. — Hay
que aguantar [86]. Бывают такие вещи на войне.
— Но неужели мы ничего не можем сделать? Совсем ничего? —
Примитиво смотрел ему в глаза, и Роберт Джордан знал, что он доверяет ему. — А
если тебе послать только меня и еще кого-нибудь с маленьким пулеметом?
— Бесполезно, — сказал Роберт Джордан.
Ему показалось, что он увидел в небе то, чего ждал, но это
был ястреб, подхваченный ветром и выравнивавший теперь свой полет над линией
дальнего леса.
— Бесполезно. Даже если мы все пойдем, — сказал он.
Стрельба в это время усилилась, и чаще стало слышаться
уханье ручных гранат.
— О, так их и так, — сказал Примитиво в подлинном экстазе
богохульства; в глазах у него стояли слезы, щеки подергивались. — О господь и
пресвятая дева, туды их и растуды!
— Успокойся, — сказал Роберт Джордан. — Скоро и тебе
придется драться с ними. Смотри, вон идет Пилар.
Женщина поднималась к ним, с трудом карабкаясь с камня на
камень.
Примитиво все повторял: «Так их и так. О господь и пресвятая
дева, туда их!» — каждый раз, когда ветер доносил новый раскат стрельбы. Роберт
Джордан спустился пониже, чтобы помочь Пилар.
— Que tal, женщина? — спросил он, взяв ее за обе руки и
подтягивая, когда она тяжело перелезала через последний камень.
— Бинокль твой, — сказала она и сняла с шеи ремень бинокля.
— Значит, до Глухого уже добрались?
— Да.
— Pobre[87], — сказала она сочувственно. — Бедный Глухой.
Она еще не отдышалась после подъема и, держась за руку
Роберта Джордана, крепко сжимая ее в своей, оглядывалась по сторонам.
— Как там дела, по-твоему?
— Плохи. Очень плохи.
— Он — jodido?[88]
— Скорее всего.
— Pobre, — сказала она. — Должно быть, из-за лошадей?
— Вероятно.
— Pobre, — сказала Пилар. И потом: — Рафаэль мне наворотил
целую кучу россказней про кавалерию. Кто здесь был?
— Сначала разъезд, потом часть эскадрона.
— Где, в каком месте?
