Роберт Джордан показал ей, где останавливались всадники и
где был установлен замаскированный пулемет. Отсюда, с поста Примитиво, виден
был только один сапог Агустина, торчавший из-под прикрытия.
— А цыган уверял, будто они подъехали так близко, что дуло пулемета
уткнулось передней лошади в грудь, — сказала Пилар. — Ну и порода! Бинокль ты
забыл в пещере.
— Вы уложили вещи?
— Мы уложили все, что можно взять. Про Пабло ничего не
слышно?
— Он проехал на сорок минут раньше эскадрона. Они
направились по его следу.
Пилар усмехнулась. Она все еще держалась за него. Потом
отпустила его руку.
— Не видать им его, — сказала она. — Но как же с Глухим? Мы
ничего не можем сделать?
— Ничего.
— Pobre, — сказала она. — Я его очень любила, Глухого. Ты
совсем, совсем уверен, что он jodido?
— Да, я видел много кавалерии.
— Больше, чем здесь было?
— Целый отряд. Я видел, он поднимался в гору.
— Слушай, как стреляют, — сказала Пилар. — Pobre, pobre
Сордо.
Они прислушались к звукам стрельбы.
— Примитиво хотел идти к нему туда, — сказал Роберт Джордан.
— С ума спятил, что ли? — сказала Пилар человеку с плоским
лицом. — Развелось у нас тут locos[89], прямо деваться некуда.
— Я хочу помочь им.
— Que va, — сказала Пилар. — Нашелся герой. Боишься, что не
скоро умрешь, если будешь сидеть тут, на месте?
Роберт Джордан посмотрел на нее, на ее массивное смуглое,
скуластое, как у индианки, лицо, широко расставленные черные глаза и смеющийся
рот с тяжелой, скорбно изогнутой верхней губой.
— Ты должен рассуждать как мужчина. У тебя уже седина в
волосах.
— Не смейся надо мной, — угрюмо ответил Примитиво. — Если у
человека есть хоть капля сердца и капля воображения…
— То он должен уметь держать себя в руках, — сказала Пилар.
— Ты и с нами недолго проживешь. Нечего тебе искать смерти с чужими. А уж
насчет воображения, так у цыгана его на всех хватит. Таких мне тут сказок
наворотил.
— Если б ты была при этом, ты бы не стала называть это
сказками, — сказал Примитиво. — Дело было очень серьезное.
— Que va, — сказала Пилар. — Ну, приехали несколько верховых
и опять уехали. А уж вы из себя героев строите. Давно без дела сидим, вот от
того все.
— А то, что сейчас у Глухого, это тоже несерьезно? — спросил
Примитиво, на этот раз презрительно. Видно было, какие мучения доставляет ему
каждый залп, доносимый ветром, и ему хотелось или пойти туда, или чтобы Пилар
ушла и оставила его в покое.
— Ладно, — сказала Пилар. — Что случилось, то случилось. И
нечего самому распускать слюни из-за чужого несчастья.
— Иди знаешь куда, — сказал Примитиво. — Бывают женщины
такие глупые и такие жестокие, что просто сил нет!
— Чтобы придать силы мужчинам, не приспособленным для
продолжения рода, я ухожу, — сказала Пилар. — Все равно у вас здесь ничего не
видно.
И тут Роберт Джордан услышал самолет в вышине. Он поднял
голову, и ему показалось, что он узнал тот самый разведывательный самолет,
который он уже видел раньше. Теперь самолет, должно быть, возвращался с фронта
и летел на большой высоте в сторону гребня гряды, где у Эль Сордо шел бой с
фашистами.
— Вон она, зловещая птица, — сказала Пилар. — Видно с нее,
что там делается?
— Конечно, — сказал Роберт Джордан. — Если только летчик не
слепой.
Они смотрели, как самолет скользит ровно и быстро, отливая
серебром на солнце. Он летел слева, и на месте пропеллеров виден был двойной
ореол.
— Ложись, — сказал Роберт Джордан.
Самолет уже летел над ними, тень его скользила по прогалине,
мотор ревел во всю мочь. Он пронесся над ними и полетел дальше, к устью долины.
Они следили за его ровным, уверенным полетом, пока он не скрылся из виду, потом
он появился опять, описывая широкий круг, два раза пролетел над гребнем гряды и
окончательно исчез в направлении Сеговии.
Роберт Джордан взглянул на Пилар. Она покачала головой, на
лбу у нее выступили капли пота. Нижнюю губу она закусила.
— У каждого свое, — сказала она. — У меня — вот это.
— Уж не заразилась ли ты от меня страхом? — ехидно спросил
Примитиво.
— Нет. — Она положила руку ему на плечо. — От тебя нельзя
заразиться, потому что у тебя страха нет. Я это знаю. Мне жаль, что я с тобой
так грубо шутила. Все мы в одном котле варимся. — Потом она обратилась к
Роберту Джордану: — Я пришлю еды и вина. Что-нибудь тебе нужно еще?
— Сейчас ничего. Где остальные?
— Весь твой резерв цел и невредим, внизу, с лошадьми. — Она
усмехнулась. — Все скрыто от чужих глаз. Все готово, чтобы уходить. Мария
стережет твои мешки.
— Если самолеты все-таки нагрянут к нам, смотри, чтоб она не
выходила из пещеры.
— Слушаю, милорд Ingles, — сказала Пилар. — Твоего цыгана
(дарю его тебе) я послала по грибы, хочу сделать подливку к зайцам. Сейчас
грибов много, а зайцев, я думаю, надо съесть сегодня, хотя на другой день или
на третий они были бы еще вкусней.
— Да, лучше съесть их сегодня, — сказал Роберт Джордан, и
Пилар положила свою большую руку ему на плечо, туда, где проходил ремень от
автомата, а потом подняла ее и взъерошила ему волосы.
— Ну и Ingles, — сказала Пилар. — Мария принесет тебе
жаркое, как только оно будет готово.
Стрельба там, на дальней высоте, почти замерла, только время
от времени доносились отдельные выстрелы.
— Как ты думаешь, там все кончено? — спросила Пилар.
— Нет, — сказал Роберт Джордан. — Судя по звукам стрельбы,
на них напали, но они сумели отбиться, Теперь, вероятно, те окружили их со всех
сторон, засели под прикрытием и ждут самолетов.
Пилар обратилась к Примитиво:
— Веришь, что я тебя не хотела обидеть?
— Ya lo se[90], — сказал Примитиво. — Я от тебя еще не такое
слышал, и то не обижался. У тебя скверный язык. Но теперь ты придержи его,
женщина. Глухой был мне хорошим товарищем.
