– Удрал. Кто бы это мог быть?
Гераклес серьезно ответил:
– Если то был один из них, а я думаю, это так, с рассвета никто не даст за наши жизни ни обола. Члены этой секты не страдают ни малейшими угрызениями совести, и они ужасно хитры: я уже говорил тебе, что они, не колеблясь, воспользовались Анфисом и Эвнием, чтобы отвлечь нашу мысль… Оба они наверняка были членами общества, так же как Трамах. Теперь все понятно: причиной страха, который я заметил в Анфисе, был не Мснехм, а мы. Несомненно, его старейшины посоветовали ему просить назначения подальше от Афин, чтобы мы не смогли его допросить. Но поскольку наше расследование продолжалось, секта решила принести его в жертву, чтобы отвлечь наше внимание на Менехма… Я еще помню его взгляд, когда он стоял нагой в кладовой, тогда ночью… Как этот проклятый мальчишка меня провел!.. Что же до Эвмарха, не думаю, что он – один из них; возможно, он был свидетелем смерти Анфиса и вмешался, чтобы помешать им, тогда его тоже убили.
– Но тогда Менехм…
– Довольно важный член секты: он очень хорошо разыграл свою двусмысленную роль виновного, когда мы пришли к нему… – Гераклес скривился. – И, наверное, именно он обратил твоих учеников…
– Но Менехма приговорили к смерти! Его сбросят в пропасть!
Гераклес мрачно кивнул:
– Я знаю, и именно этого он и хотел. О, не проси меня понять это, Диагор! Жаль, что ты не прочел тексты, которые я нашел в твоей библиотеке… Члены дионисийских обществ страстно жаждут, чтобы их растерзали или подвергли пыткам; они с готовностью стремятся к жертве, как дева стремится в руки супруга в брачную ночь… Помнишь, что я сказал тебе о Трамахе? Его руки были целы! Он не защищался! Наверное, это ты и видел в его глазах в тот вечер: ты думал, что это ужас, а это было чистое наслаждение! Ужас был лишь в твоих глазах, Диагор!
– Нет! – воскликнул, почти вскрикнул Диагор. – Наслаждение не таково!
– Возможно, такое наслаждение таково. Откуда тебе знать? Разве ты когда-нибудь испытывал его?… Не смотри на меня так, я тоже не могу этого понять! Отчего участники обряда, который мы только что видели, поедают куски протухших внутренностей? Я не знаю, Диагор, и не проси меня это понять! Быть может, весь Город обезумел, а мы этого не заметили!
Гераклес чуть было не испугался, увидев выражение лица Диагора: тот словно бы старался смешать ужас с обидой и стыдом гротескным усилием мышц. Разгадыватель никогда его таким не видел. Когда он заговорил, голос точно соответствовал маске:
– Гераклес Понтор! Ты говоришь об ученике Академии! Ты говоришь о моих учениках! Я знал суть их душ!.. Я…
Обыкновенно хранивший спокойствие Гераклес вдруг почувствовал, как его охватывает гнев:
– Кому теперь дела до твоей проклятой Академии! Кому когда-либо было до нее дело!..
Он смягчил голос, заметив выражение горечи во взгляде философа. С обычным спокойствием он продолжил:
– Волей-неволей мы вынуждены признать, что люди считают твою Академию очень нудным местом, Диагор. Они идут туда, слушают твои уроки, а потом… потом пожирают друг друга. Вот и все.
«В конце концов он признает это», – подумал он, тронутый выражением лица ментора под лунным светом. После нескольких минут неловкого молчания Диагор произнес:
– Тут должно быть какое-то объяснение. Какая-то разгадка. Если то, что ты говоришь, верно, должна быть какая-то окончательная разгадка, которую мы еще не нашли…
– Быть может, в этом странном тексте и есть какая-то Разгадка, – согласился Гераклес, – но я – неподходящий переводчик… Возможно, чтобы лучше понять, нужно смотреть на все с некоторого расстояния.
[101]
В любом случае давай действовать благоразумно. Если за нами следили, а я подозреваю, что так оно и было, они уже знают, что мы раскрыли их И это им понравится меньше всего. Нам нужно шевелиться…
– Но как?
– Нам нужно доказательство. Все известные нам члены секты мертвы или скоро погибнут: Трамах, Эвний, Анфис, Менехм… План был ловок. Но, возможно, у нас есть еще один шанс… Если бы мы могли вынудить Менехма признаться!..
– Я могу попробовать поговорить с ним, – предложил Диагор.
Гераклес на минуту задумался.
– Хорошо, завтра ты поговоришь с Менехмом. Я попытаю удачи с другим человеком…
– С кем?
– С тем, кто, быть может, является их единственной ошибкой! Увидимся завтра, любезный Диагор. Будь осторожен!
Луна была женской грудью; палец облака приближался к соску. Луна была входом во влагалище; заостренное облако вот-вот проникнет в него.
[102]
Полностью чуждый этой небесной деятельности, не пытаясь следить за ней, Гераклес Понтор прошел через свои сад, покоившийся под надзором Селены, и открыл входную дверь. Темный тихий провал коридора казался следящим оком. Гераклес проследил за рассуждением о том, что его рабыня Понсика могла бы быть более бдительной и оставить лампу для слежения на ближайшей к крыльцу полке, но Понсика явно не проследила за этим наперед.
[103]
Так что он вошел в сумрак дома, как нож входит в плоть, и закрыл дверь.
– Ясинтра? – позвал он. Ответа не было.
Он пронзил темноту глазами, но напрасно. Медленно направился он во внутренние комнаты. Казалось, его ноги ступали по остриям ножей. Стужа темного дома пронзала его плащ словно кинжал.
– Ясинтра? – снова позвал он.
– Здесь, – донеслось в ответ. Слово пронзило тишину.
[104]
Он подошел к спальне. Она стояла в темноте, спиной к нему. Она обернулась.
