Скотт, несомненно, выпил, прежде чем зайти за мной, и, судя
по его виду, ему надо было выпить еще, так что я спросил, не хочет ли он зайти
в бар, прежде чем двинуться в путь. Он сказал, что по утрам не пьет, и спросил,
пью ли я. Я ответил, что это зависит только от того, какое у меня настроение и
что мне предстоит делать, а он сказал, что если у меня есть настроение, то он
составит мне компанию, чтобы я не пил в одиночестве. Так что, ожидая, пока
будет готова корзина с провизией, мы выпили по виски с минеральной водой, и
настроение у нас обоих стало заметно лучше. Я заплатил за номер и виски, хотя
Скотт хотел платить за все. С самого начала поездки мне было как-то не по себе,
и я убедился, что чувствую себя гораздо лучше, когда плачу за все сам. Я тратил
деньги, которые мы накопили для Испании, но я знал, что Сильвия Бич всегда даст
мне в долг и я смогу восполнить то, что истрачу сейчас.
В гараже, где Скотт оставил свою машину, я с удивлением
обнаружил, что у его маленького «рено» нет крыши. Ее помяли в Марселе при
выгрузке или еще где-то, и Зельда велела убрать ее совсем и не позволила
поставить новую. Скотт объяснил, что его жена вообще терпеть не может закрытые
машины, что они доехали так до Лиона, а тут их задержал дождь. В остальном
машина была в хорошем состоянии, и Скотт заплатил по счету, предварительно
попытавшись оспорить стоимость мойки, смазки и заливки двух литров масла.
Механик в гараже объяснил мне, что нужно было бы сменить поршневые кольца, так
как автомобиль, очевидно, недостаточно заправляли маслом и водой. Он показал
мне, что мотор перегревался и на нем обгорела краска. Механик добавил, что если
я смогу убедить мосье сменить в Париже кольца, то автомобиль — отличная
маленькая машина-будет служить так, как ему положено. — Мосье не разрешил мне
поставить новую крышу, — сказал механик.
— Да?
— Машины нужно уважать.
— Конечно.
— Вы не захватили плащей?
— Нет, — сказал я. — Я не знал про крышу.
— Постарайтесь заставить мосье быть серьезным, — умоляюще
сказал механик. — Хотя бы по отношению к машине.
— М-м, — сказал я.
Дождь захватил нас примерно через час к северу от Лиона. В
тот день мы раз десять останавливались из-за дождя. Это были внезапные ливни,
иногда довольно затяжные. Если бы у нас были плащи, то ехать под этим весенним
дождем было бы даже приятно. Но теперь нам приходилось прятаться под деревьями
или останавливаться у придорожных кафе. У нас была с собой великолепная еда из
лионского отеля, отличный жареный цыпленок с трюфелями, великолепный хлеб и
белое маконское вино.
И Скотт с большим удовольствием пил его при каждой
остановке. В Маконе я купил еще четыре бутылки прекрасного вина и откупоривал
их по мере надобности. Пожалуй, Скотт впервые пил вино прямо из горлышка, а
потому испытывал радостное возбуждение, как человек, когда знакомится с жизнью
притонов, или как девушка, которая впервые решилась искупаться без купального
костюма. Но вскоре после полудня он стал беспокоиться о своем здоровье. Он
рассказал мне о двух людях, которые недавно умерли от воспаления легких. Оба они
умерли в Италии, и он был глубоко потрясен этим.
Я сказал ему, что воспаление легких-это просто старинное
название пневмонии, а он ответил, что я ничего в этом не смыслю и совершенно не
прав. Воспаление легких-это сугубо европейская болезнь, и я не могу ничего о
ней знать, даже если читал медицинские книги своего отца, поскольку в них
рассматривались только чисто американские болезни. Я сказал, что мой отец
учился и в Европе. Но Скотт заявил, что воспаление легких появилось в Европе
только недавно и мой отец не мог ничего о нем знать. Он, кроме того, заявил,
что в разных частях Америки болезни бывают разные и если бы мой отец
практиковал в Нью-Йорке, а не на Среднем Западе, то он бы знал совершенно
другую гамму болезней. Он так и сказал: «гамму». Я сказал, что в одном он прав:
в одной части Соединенных Штатов встречаются болезни, которые отсутствуют в
другой, и привел в пример относительно высокую заболеваемость проказой в Новом
Орлеане и низкую-в Чикаго. Но я сказал, что врачи имеют обыкновение обмениваться
знаниями и информацией, и теперь, когда он заговорил об этом, я вспоминаю, что
читал в «Журнале американской медицинской ассоциации» авторитетную статью о
воспалении легких в Европе, где история этой болезни прослеживалась до дней
самого Гиппократа. Это на время заставило его умолкнуть, и я уговорил его
выпить еще макона, утверждая, что хорошее белое вино с низким содержанием
алкоголя-апробированное средство против этой болезни. После этого Скотт немного
повеселел, но скоро снова впал в уныние и спросил, успеем ли мы добраться до
большого города, прежде чем у него начнется жар и бред, которые, как я ему уже
сказал, являются симптомами настоящего европейского воспаления легких. Тогда я
рассказал ему содержание статьи о той же болезни во французском журнале,
которую прочел, пока ждал в американском госпитале в Нейи очереди на ингаляцию.
Слово «ингаляция» несколько успокоило Скотта. Но он опять спросил, когда мы
доберемся до города. Я сказал, что если мы поедем без остановок, то будем там
минут через двадцать пять, словом, в пределах часа.
Потом Скотт спросил меня, боюсь ли я умереть, и я сказал,
что иногда боюсь, а иногда не очень.
К этому времени начался сильный дождь, и мы укрылись в
ближайшей деревне в кафе. Я не помню всех подробностей этого вечера, но когда
мы наконец попали в гостиниц, — кажется, это было з Шалоне-на-Соне, — было так
поздно, что все аптеки уже закрылись. Как только мы добрались до гостиницы,
Скотт разделся и лег в постель. Он не возражает умереть от воспаления легких,
сказал он. Единственное, что его тревожит, — это кто позаботится о Зельде и
маленькой Скотти. Я не очень представлял себе, как сумею заботиться о них,
поскольку мне приходилось заботиться о моей жене Хэдли и маленьком Бамби и
этого было вполне достаточно, однако я сказал, что сделаю все, что в моих
силах, и Скотт поблагодарил меня. Я должен следить за тем, чтобы Зельда не пила
и чтобы у Скотти была английская гувернантка. Мы отдали просушить нашу одежду и
были теперь в пижамах. Скотт лежал з постели, чтобы набраться сил для
единоборства с болезнью. Я пощупал его пульс-семьдесят два в минуту, и потрогал
лоб-холодный. Я выслушал его и велел ему дышать поглубже, но ничего необычного
не услышал. — Знаете, Скотт, — сказал я. — У вас все в порядке. Но чтобы не
простудиться, полежите немного, а я закажу лимонного сока и виски, и вы еще
примете аспирин, и будете чувствовать себя прекрасно, и даже обойдетесь без
насморка.
— Все это бабкины средства, — сказал Скотт. — У вас нет
никакой температуры. А воспаление легких, черт подери, без температуры не
бывает.
— Не ругайтесь, — сказал Скотт. — Откуда вы знаете, что у
меня нет температуры?
— Пульс у вас нормальный и лоб на ощупь холодный. — На
ощупь, — сказал Скотт с горечью. — Если вы мне настоящий друг, достаньте
термометр.
