Мы уехали в Шрунс, местечко в Форарльберге, в Австрии.
Проехали через Швейцарию и прибыли в Фельд-кирх, на австрийской границе. Поезд
шел через Лихтенштейн и останавливался в Блуденце, откуда вдоль речки с
каменистым дном, где водилась форель, через лесистую долину мимо деревень шла
ветка на Шрунс-залитый солнцем городок с лесопилками, лавками, гостиницами и
хорошим зимним отелем, который назывался «Таубе» и в котором мы жили. Комнаты в
«Таубе» были просторные и удобные, с большими печками, большими окнами и
большими кроватями с хорошими одеялами и пуховыми перинами. Кормили там просто,
но превосходно, а в столовой и баре, отделанном деревянными панелями, было
тепло и уютно. В широкой и открытой долине было много солнца. Пансион стоил два
доллара в день за нас троих, и, так как австрийский шиллинг все время падал
из-за инфляции, стол и комната обходились нам все дешевле и дешевле. Однако
такой ужасной инфляции и нищеты, как в Германии, здесь не было. Шиллинг то
поднимался, то падал, но в конечном счете все же падал.
В Шрунсе не было лифтов для лыжников и не было фуникулеров,
но по тропам лесорубов и пастухов можно было подняться высоко в горы. При
подъеме к лыжам прикреплялись тюленьи шкурки. В горах стояли хижины Альпийского
клуба-для тех, кто совершает восхождение летом. Там можно было переночевать,
оставив плату за израсходованные дрова. Иногда дрова нужно было приносить с
собой, а если ты отправлялся в многодневную прогулку высоко в горы к ледникам,
приходилось нанимать кого-нибудь, чтобы поднять туда дрова и провизию и
устроить там базу. Самыми знаменитыми из всех высокогорных хижин-баз были
Линдауэр-Хютте, Мадленер-Хаус и Висбаденер-Хютте.
Позади «Таубе» находилось что-то вроде тренировочного
спуска, по которому ты съезжал через сады и поля, и был еще другой удобный
склон за Чуггунсом, по ту сторону долины, где была прелестная маленькая
гостиница с прекрасной коллекцией рогов серны на стенах бара. И за Чуггунсом,
деревней лесорубов, расположенной в дальнем конце долины, уходили вверх
отличные лыжни, выводившие к перезалу, откуда через Сильв-ретту можно было
спуститься в район Клостерса.
Шрунс был отличным местом для Бамби-хорошенькая темноволосая
няня вывозила его в санках на солнце и присматривала за ним, пока мы с Хэдли
исследовали новый край и все окрестные селенья. Жители Шрунса были очень добры
к нам. Герр Вальтер Лент, пионер горнолыжного спорта, который одно время был
партнером Ганнеса Шнейдера, великого арльбергского лыжника, и изготовлял лыжные
мази для горных подъемов и для всех температур, теперь собирался открыть школу
горнолыжного спорта, и мы оба записались в нее. Система Вальтера Лента
заключалась в том, чтобы как можно быстрее покончить с занятиями на
тренировочных спусках и отправить учеников в настоящие горы. В то время лыжный
спорт не был похож на современный, спиральные переломы были редкостью, и никто
не мог позволить себе сломать ногу. Лыжных патрулей не было. Перед любым
спуском надо было проделать подъем. И это так укрепляло ноги, что на них можно
было положиться во время спуска. Вальтер Лент считал, что в лыжном спорте самое
большое удовольствие — забраться на высокую гору, где никого нет и лыжня не
проложена, и ехать от одной хижины-базы Альпийского клуба к другой через
альпийские ледники и перевалы. Нельзя было пользоваться и такими креплениями,
которые при падении грозили переломом ног: лыжи должны были соскочить сразу же.
Но больше всего Вальтер Лент любил спускаться с ледников без каната, однако для
этого нужно было ждать весны, когда трещины закрываются достаточно плотно. Мы с
Хэдли увлекались лыжами с тех пор, как в первый раз попробовали этот вид спорта
в Швейцарии, а потом в Кортина-д`Ампеццо в Доломитовых Альпах, когда должен был
родиться Бамби и миланский доктор разрешил ей ходить на лычках, если я
пообещаю, что она не упадет. Для этого требовалось очень тщательно выбирать
спуск и лыжню и все время следить за собой, но у нее были очень красивые,
удивительно сильные ноги, и она прекрасно владела лыжами и ни разу не упала.
Все мы знали, каким бывает снег, и умели ходить по глубокому пушистому снегу.
Нам очень нравилось в Форарльберге, и нам очень нравилось в
Шрунсе. Мы уезжали туда в конце ноября и жили почти до пасхи. Там всегда можно
было заняться лыжами, хотя для лыжного курорта Шрунс и расположен слишком
низко, — в его окрестностях снега бывает достаточно только в самые снежные
зимы. Однако взбираться в гору было удовольствием, и в те дни из-за этого никто
не ворчал. Ты устанавливал для себя определенный темп, значительно ниже твоих
возможностей, так что подниматься было легко, и сердце билось ровно, и ты
гордился, что у тебя на спине тяжелый рюкзак. Подъем к Мадленер-Хаус был
местами очень крут и тяжел. Но во второй раз подниматься было уже легче, и под
конец ты легко взбирался, неся на спине двойной груз. Мы всегда были голодны, и
каждый обед был событием. Мы пили темное или светлое пиво и молодые вина, а
иногда вина урожая прошлого года. Лучше всего были белые вина. Еще мы пили
кирш, изготовлявшийся в долине, и анзенский шнапс, который гнали из горной
горечавки. Иногда на обед подавали тушеного зайца с густым соусом из красного
вина, а иногда оленину с каштановым соусом. Б этих случаях мы обычно пили
красное вино, хотя оно было дороже белого, но самое дорогое стоило по двадцать
центов за литр. Обычное красное вино было намного дешевле, и мы тащили с собой
бочонки в Мадленер-Хаус. У нас был запас книг, которые Сильвия Бич разрешила
нам взять с собой на зиму; мы играли в кегли с горожанами в проулке, выходившем
к летнему саду отеля. Раза два в неделю в столовой отеля играли в покер-все окна
тогда закрывали ставнями, а двери запирали. В то время в Австрии азартные игры
были запрещены, и я играл с герром Нельсом-хозяином отеля, герром Лентом —
директором школы горнолыжного спорта, городским банкиром, прокурором и
капитаном жандармерии. Игра шла серьезная, и все они были хорошими игроками,
хотя герр Лент играл слишком рискованно, потому что школа горнолыжного спорта
не приносила никакого дохода. Когда у двери останавливались два жандарма,
совершавшие обход, капитан жандармерии подносил палец к уху и мы замолкали до
тех пор, пока они не уходили.
С рассветом, когда было еще очень холодно, в комнату входила
горничная, закрывала окна и затапливала большую изразцовую печь. Комната
согревалась, а на завтрак у нас был свежеиспеченный хлеб или гренки с чудесными
консервированными фруктами и кофе в больших чашках, свежие яйца, а если хотели,
то и отличная ветчина. В ногах у меня спал пес по имени Шна-утс, который любил
ходить со мной на лыжные проулки и ехать у меня на плече, когда я начинал
спуск. Он дружил и с мистером Бамби и, когда няня вывозила его на прогулку,
бежал рядом с саночками.
В Шрунсе работалось замечательно. Я знаю это потому, что
именно там мне пришлось проделать самую трудную работу в моей жизни, когда
зимой 1925/26 года я превратил в роман первый вариант «И восходит солнце»,
набросанный за полтора месяца. Не помню точно, какие рассказы я написал там.
Знаю только, что некоторые кз них получились хорошо.
