В те дни мне надо было понять так много, что я обрадовался,
когда мы заговорили о другом. Сад был закрыт, и мне пришлось пройти вдоль
ограды до улицы Вожирар и обогнуть его. Было грустно, что сад закрыт, а ворота
заперты, и грустно оттого, что я иду вдоль ограды, а не через сад, торопясь к
себе домой на улицу Кардинала Лемуана. А ведь день начался так хорошо. Завтра
мне придется много работать. Работа-лучшее лекарство от всех бед, я верил в это
тогда и сейчас. Затем я решил, что мисс Стайн всего лишь хочет излечить меня от
молодости и от любви к жене. Так что, когда я пришел домой на улицу Кардинала
Лемуана и рассказал жене о приобретенных познаниях, мне уже не было грустно. А
ночью мы вернулись к тем радостям, которые знали раньше, и к тем, которые
познали недавно в горах.
Une g
[4]
Скоро у меня вошло в привычку заходить по вечерам на улицу
Флерюс, 27, ради тепла, картин и разговоров. Мисс Стайн часто бывала одна и всегда
встречала меня очень радушно и долгое время питала ко мне симпатию. Когда я
возвращался из поездок на разные политические конференции, или с Ближнего
Востока, или из Германии, куда я ездил по заданию канадской газеты и агентств,
для которых писал, она требовала, чтобы я рассказывал ей обо всех сметных
происшествиях. В курьезах недостатка не было, и они ей нравились, как и
рассказы, которые, по выражению немцев, отдают юмором висельника. Она хотела
знать только веселую сторону происходящих в мире событий, а не всю правду, не
все дурное.
Я был молод и не склонен к унынию, а ведь даже в самые
плохие времена случаются нелепые и забавные вещи, и мисс Стайн любила слушать
именно о них. А об остальном я не говорил, об остальном я писал для себя. Но
когда я заходил на улицу Флерюс не после поездок, а после работы, я иногда
пытался завести с мисс Стайн разговор о книгах. После работы мне необходимо
было читать. Потому что, если все время думать о работе, можно утратить к ней
интерес еще до того, как сядешь на другой день за стол. Необходимо получить
физическую нагрузку, устать телом, и особенно хорошо предаваться любви с
любимой женщиной. Это лучше всего. Но потом, когда приходит опустошенность,
нужно читать, чтобы не думать и не тревожиться о работе до тех пор, пока не
приступить к ней снова. Я уже научился никогда не опустошать до дна кладезь
творческой мысли и всегда прекращал писать, когда на донышке еще что-то
оставалось, чтобы за ночь питающие его источники успели вновь его наполнить.
Иногда, чтобы после работы не думать, о чем я пишу, я читал
книги писателей, известных в те годы, например Олдоса Хаксли, Д. Г. Лоуренса
или любого из тех, чьи книги я мог достать в библиотеке Сильвии Бич или найти у
букинистов на набережных.
— Хаксли-покойник, — сказала мисс Стайн. — Зачем вам читать
книги покойника? Неужели вы не видите, что он покойник? Нет, я этого не видел и
сказал, что его книги забавляют меня и позволяют не думать.
— Вы должны читать лишь то, что по-настоящему хорошо или
откровенно никуда не годится.
— Я читал по-настоящему хорошие книги всю эту зиму и всю
прошлую зиму и буду читать их следующей зимой, а плохих книг я не люблю. — Но
тогда для чего вы читаете эту чепуху? Это претенциозная чепуха, Хемингуэй.
Написанная покойником.
— Я хочу знать, о чем пишут люди, — сказал я. — Это помогает
мне не писать то же самое.
— Кого еще вы читаете?
— Д. Г. Лоуренса, — ответил я. — У него есть несколько очень
хороших рассказов, особенно «Прусский офицер».
— Я пыталась читать его романы. Он невозможен. Жалок и
нелеп. И пишет, как больной.
— А мне понравились «Сыновья и любовники» и «Белый павлин»,
— сказал я. — Последний, пожалуй, меньше. А вот «Влюбленных женщин» я дочитать
не мог.
— Если вы не хотите читать плохих книг, а хотите прочесть что-то
более увлекательное и по-своему прекрасное, почитайте Мари Беллок Лаундс. Я
впервые услышал это имя, и мисс Стайн дала мне почитать «Жильца» — изумительную
повесть о Джеке Потрошителе-и еще один роман-об убийстве, происшедшем в некоем
предместье Парижа, напоминающем Энгиен-ле-Бэн. Обе книги были великолепны для
чтения после работы, их герои были достаточно жизненны, а поступки и ужасы
вполне убедительны. Для чтения после работы лучшего и придумать нельзя, и я
прочитал все ее книги, что мог достать, но ни одна не могла сравниться с
первыми двумя, и пока не появились отличные книги Сименона, мне не удавалось
найти ничего равного им для чтения в пустые дневные и ночные часы.
Думаю, что мисс Стайн понравились бы хорошие вещи
Сименона-первым, что я прочитал, было не то «L`Ecluse Numйro 1», не то «La
Maison du Canal»[5] — а впрочем, не уверен, потому что, когда я познакомился с
мисс Стайн, она не любила читать по-французски, хотя ей очень нравилось
говорить на этом языке. Первые две книги Сименона, которые я прочел, дала мне
Дженет Флэннер. Она любила читать французские книги и читала Сименона, когда он
был еще полицейским репортером.
