– Н2О, – сказал баск. – Вот она, ученость-то.
Эй ты, дерьмовый ученый, ты, шляпокрад, дай сюда четыре пятигаллонных бутыли,
чтобы нам не зря мотаться.
Второй баск поставил в шлюпку четыре оплетенные бутыли.
Капитан слышал, как они переговариваются между собой.
– Не тычь меня в спину своим дерьмовым научным веслом.
– Это я для пользы науки.
– К такой-то матери науку с ее братцем.
– С ее сестрицей.
– А звать сестрицу Penicilina.
Капитан смотрел, как они гребут к слепяще-белому берегу. Мне
самому надо было поехать, подумал он. Но я всю ночь провел на ногах и у
штурвала стою уже двенадцать часов. Антонио не хуже меня во всем разберется. Но
все-таки, что же там случилось?
Он посмотрел на риф, потом перевел взгляд на берег, потом на
чистую воду, которая струилась вдоль борта и закручивалась воронками с
подветренной стороны судна. Потом закрыл глаза, повернулся на бок и заснул.
Проснулся он, когда шлюпка подошла к борту, и по лицам людей
понял, что дело плохо. Его помощник обливался потом, как с ним всегда бывало,
когда случалась какая-нибудь беда или приходили дурные вести. Человек он был
сухощавый, и пот его прошибал не часто.
– Кто-то сжег хижины, – сказал он. – Кто-то
разделался с людьми, в золе лежат трупы. Отсюда ничего не учуешь, потому что
ветер в ту сторону.
– Сколько трупов?
– Мы насчитали девять. А их, может, и больше.
– Мужчины или женщины?
– И те и другие.
– Следы какие-нибудь остались?
– Ничего не осталось. С тех пор прошел дождь. Ливень.
Песок и сейчас рябой.
Широкоплечий баск, которого звали Ара, сказал:
– Они уже с неделю валяются мертвые. Птицы до них еще
не добрались, а крабы там уже трудятся.
– Откуда ты знаешь, что они неделю лежат мертвые?
– Точнее трудно сказать, – ответил Ара. – Но
неделя, пожалуй, прошла. Судя по следам крабов, дождь шел дня три назад.
– А как вода?
– На вид ничего.
– И вы привезли ее?
– Да.
– Зачем бы им отравлять воду? – сказал Ара. –
Запах у нее был хороший, я попробовал и налил в бутыли.
– Не следовало тебе пробовать.
– Запах хороший. Чего это мне опасаться, что она
отравлена?
– Кто их убил?
– Откуда нам знать?
– Вы никого не выследили?
– Нет. Мы вернулись сказать тебе. Ты здесь командир.
– Ладно, – сказал Томас Хадсон. Он сошел вниз и
пристегнул револьвер к поясу. С другой стороны висели ножны с ножом, а
револьвер всей своей тяжестью лежал у него на бедре. В камбузе он остановился,
взял ложку и сунул ее в карман. – Ара и Генри, пойдете со мной на берег.
Вилли, ты отвезешь нас и, пока будешь ждать, поищи креветок. Питерс пусть
спит. – Помощнику он сказал: – Проверь, пожалуйста, моторы и все баки с
горючим.
Вода над белым песчаным дном была прозрачная, чудесная, и
сквозь нее он видел каждую бороздку, каждую морщинку на песке. Когда шлюпка
села днищем на песчаный нанос, они пошли к берегу вброд, и Томас Хадсон
почувствовал, как маленькие рыбешки резвятся у его ног, посмотрел вниз и
увидел, что это крохотные помпано. А может, и не помпано, подумал он. Но на вид
они точно такие же и ведут себя дружелюбно.
– Генри, – сказал он, когда они вышли на
берег. – Ты обойди остров с наветренной стороны до мангровой рощи.
Посмотри, нет ли там чьих следов или еще чего-нибудь. Потом вернешься сюда, ко
мне. Ара, ты пойдешь в ту сторону, задание у тебя то же самое.
Ему не надо было спрашивать, где лежат трупы. Он увидел
следы, которые вели к ним, и услышал, как громыхают крабы в сухом кустарнике.
Он посмотрел вдаль на свое судно, на линию прибоя, на Вилли, который сидел в
покачивавшейся на волне шлюпке и, перегнувшись через борт, высматривал в
оптическую трубу креветок.
Надо так надо, подумал он, и тогда чем скорее, тем лучше. Но
день этот был явно рассчитан на что-то другое. Странно, что здесь, где это
совсем не нужно, прошли обильные дожди, а на нас хоть бы капля упала. Сколько
уже времени мы видим, как дожди идут то справа, то слова, а нам ничего не
достается.
Дул сильный ветер, дул непрерывно, и днем и ночью, вот уже
больше пятидесяти суток. Он стал неотделимой частью Томаса Хадсона и не
действовал ему на нервы. Ветер подбадривал его, придавая ему силы, и он
надеялся, что ветер не утихнет.
Всегда мы ждем чего-то, а оно не идет и не идет, подумал он.
Но в ветреные дни ждать проще, чем в штиль или когда начинаются капризные, злобные
штормы. Вода где-нибудь да найдется. Ладно, пусть будет сушь. А воду мы всегда
найдем. На всех здешних островках, есть вода, надо только суметь отыскать ее.
Хватит, сказал он себе. Давай кончай с этим.
Ветер помог ему покончить с этим. Сидя на корточках под
спаленными солнцем кустами дикого винограда, он пересыпал пригоршнями песок, и
ветер относил от него запах того, что лежало перед ним. В песке, к своему
недоумению, он ничего не обнаружил, но, прежде чем идти дальше, осмотрел с
наветренной стороны все пространство около сожженных хижин. Он надеялся найти
то, что искал, без лишних усилий. Но тут ничего не было.
Потом, сев на корточки спиной к ветру, то и дело
поворачиваясь, и хватая ртом воздух, и задерживая дыхание, он стал ковырять
ножом угольно-черную жижу, которую пожирали крабы. Нож наткнулся на что-то
твердое у кости, и он выскреб это ложкой. Потом с ложки скатил на песок, снова
стал скрести и ковырять и нашел в останках еще три. Потом повернулся лицом к
ветру и вычистил о песок нож и ложку. Эти четыре пули он прихватил вместе с
пригоршней песка и, держа в левой руке нож и ложку, пошел сквозь кусты назад.
Огромный, непристойно белый краб стал на его пути и,
попятившись, поднял вверх свои клешни.
– Ты, мальчуган, туда? – сказал ему Томас
Хадсон. – А я оттуда.
Краб удерживал свои позиции, высоко задрав остро распяленные
клешни.
