Посмотрим, сумею ли я пройти мимо и не спугнуть ее, подумал
он. Но как раз когда он почти поравнялся с ней, стая лобанов вдруг выскочила из
воды. Прыгали они неуклюже, лупоглазые и головастые, серебряные на солнце и все
же некрасивые, Томас Хадсон обернулся: ему хотелось и понаблюдать за лобанами,
и разглядеть барракуду, которая, очевидно, напала на них. Но хищной рыбины он
не увидел – только дикие прыжки испуганных лобанов. Потом стая опять
соединилась в воде в серую движущуюся массу, а когда он повернул голову, цапли
уже не было. Она летела на своих белых крыльях над зеленой водой, а впереди был
только желтый песок и темнел ряд деревьев на мысу. Облака все больше сгущались
за Романо, и Томас Хадсон прибавил шагу, стремясь скорее обогнуть мыс и найти
оставленную Арой шлюпку.
От быстрой ходьбы он пришел в возбуждение и подумал, что,
наверно, никаких фрицев поблизости нет. Он не мог бы так себя чувствовать, если
бы они были близко. Впрочем, не знаю. Может, и мог бы, если бы думал, что их
нет, и не знал, что ошибается.
На мысу песок был совсем светлый, и он подумал: хорошо бы
здесь полежать. Славное местечко. Потом далеко впереди он увидел на берегу
шлюпку и подумал: а ну его. Буду сегодня спать на судне и буду любить надувной
матрац или, скажем, мостик. Почему бы мне не любить мостик? Мы с ним так давно
вместе, впору пожениться. Уж наверно, про нас с ним давно ходят сплетни. Пора
узаконить наши отношения. А ты что делаешь? Топаешь по нему и стоишь на нем.
Нечего сказать, хорошее обращение! И еще проливаешь на него холодный чай. Это
уж совсем нелюбезно. И для чего ты его бережешь? Чтобы умереть на нем? Он, без
сомнения, это оценит. Ходи по нему, стой на нем и умри на нем. Это будет очень
мило. Но я тебе скажу, что ты сейчас действительно можешь сделать – это перестать
нести чепуху и хорошенько тут все обследовать и подобрать Ару.
Он шагал дальше по отмели и старался больше ни о чем не
думать, а только замечать окружающее. Он хорошо знал свой долг и никогда не
пытался от него уклониться. Вот и сегодня он съехал на берег – хотя и любой из
команды мог бы это сделать с тем же успехом, – потому что, если он
оставался на судне, а они ничего не находили, он чувствовал себя виноватым. Он
внимательно во все вглядывался. Но не мог не думать.
Может быть, на той стороне, у Вилли, дела идут живее,
подумал он. Может быть, Ара уже напал на что-нибудь. Я бы именно здесь
высадился, будь я на месте фрицев. Это первое удобное для них место. Но они
могли его проскочить и пройти дальше. Или, наоборот, раньше свернуть, между
Паредоном и Крусом. Но не думаю, потому что их бы заметили с маяка, а ночью в
темноте никогда бы им оттуда не пробраться вглубь, даже будь у них проводник.
Скорей всего, они прошли дальше. Может, мы найдем их на Коко. Или где-нибудь
поблизости. Тут рядом есть еще островок, который тоже не мешает обшарить. Надо
помнить, что они все время руководствуются картой. Если только не взяли здесь
какого-нибудь рыбака в проводники. Дыма я нигде не видел, не похоже, чтоб
кто-нибудь тут жег уголь. Ну, я рад, что этот остров будет у нас прочесан до
дождя. Я люблю это делать. Только вот финал мне не нравится.
Он столкнул шлюпку на воду и сел в нее, смыв при этом песок
с ног. Своего nino, завернутого в дождевик, он положил так, чтобы его легко
было достать, и завел мотор. Он не питал такой любви к подвесному мотору, как
Ара, и, заводя его, всегда помнил о том, что нужно продуть и прососать
карбюратор и что могут подгореть свечи или пропасть искра – словом, обо всех
радостях общения с малыми моторами. Но у Ары никогда не было трудностей с
зажиганием, и, если мотор вытворял что-нибудь неположенное, Ара воспринимал это
с оттенком восхищения – так, как шахматист мог бы воспринять блестящий ход
противника.
Томас Хадсон двигался вдоль берега, но Ара ушел далеко
вперед, и его не было видно. Он, наверно, уже на полпути к Вилли, подумал Томас
Хадсон. Но Ара в конце концов обнаружился почти у самых мангровых зарослей, где
кончался песок и прямо из воды поднимались тяжелые и зеленые мангровые деревья
с их воздушными корнями, похожими на перепутанные коричневые сучья.
И тут он заметил, что в зарослях торчит мачта. Больше ничего
он не увидел. Только минутой спустя заметил Ару, который залег за невысокой
песчаной дюной, так, чтобы глядеть поверх ее гребня.
Он почувствовал, что у него точно иголками закололо голову,
как бывает, если вдруг увидишь, что прямо на тебя по правой стороне дороги
несется машина. Но Ара услыхал стук мотора, и повернул голову, и поманил Томаса
Хадсона к себе, Томас Хадсон пристал к берегу наискосок от Ары.
Баск влез в шлюпку, держа обмотанного плащом nino дулом
вперед на правом плече, прикрытом старой полосатой рубашкой. Вид у него был
довольный.
– Иди по протоке, она тебя сама выведет, – сказал
Ара. – Мы там встретимся с Вилли.
– Это одна из тех шхун?
– Факт, – сказал Ара. – Но я уверен, они ее
бросили. Скоро будет дождь, Том.
– Ты что-нибудь видел?
– Ничего.
– Я тоже.
– Это хороший островок. Я нашел старую тропинку к воде.
Но там давно уже не ходили.
– На той стороне, где Вилли, тоже должна быть вода.
– А вот и Вилли, – сказал Ара.
Вилли сидел на песке, поджав ноги, со своим nino на коленях.
Томас Хадсон подогнал к нему шлюпку. Вилли поглядел на них. Черные волосы
свисали ему на мокрый от пота лоб, здоровый глаз был голубой и сердитый.
– Где вы, говнюки, пропадали? – спросил он.
– Давно они были здесь, Вилли?
– Вчера, судя по их дерьму. Или мне следовало сказать –
по их экскрементам?
– Сколько их было?
– Восемь, которые могли экскрементировать. И у троих из
них был понос.
– Еще что?
– У них был проводник или лоцман – или какая там у него
кличка.
В проводники они взяли местного рыбака. Рыбак жил в хижине,
крытой пальмовыми листьями, и солил и сушил на решетке нарезанное полосками
мясо барракуды, а потом продавал его китайцам, а те скупали его для китайских
лавочников, которые продают сушеную барракуду под видом трески. Рыбак насолил и
насушил огромное количество рыбы, судя по виду решетки.
– Фрицы кушай треска много-много, – сказал Вилли.
– Это на каком языке?
– На моем личном, – сказал Вилли. – Тут у
всех свой язык. У басков, например, или еще у кого. Есть возражения?
– Рассказывай дальше.
– Бай-бай тут все возле дыма, – сказал
Вилли. – Кушай свинкино мясо. То самое, что взяли, где устроили бойню. У
главный фриц нет консервы или бережет.
