– Меньше полбутылки на двоих. Это была моя идея. Ара
тут ни при чем.
– Ладно, черт с вами. Ступай тоже вниз и помоги Аре
вычистить и проверить пятидесятимилпиметровки.
– Их не проверишь, пока не выстрелишь.
– Знаю. А все-таки проверьте что можно без стрельбы.
Выкиньте аммонал, который был забит в казенную часть.
– Ловко придумано.
– Скажи Генри, пусть поднимется сюда и принесет мне еще
стаканчик вот этого и себе пусть возьмет тоже. Антонио знает мой рецепт.
– Я рад, что ты снова понемногу начинаешь пить, Том.
– Нечего тебе ни радоваться, ни огорчаться по этому
поводу.
– Ладно, не буду, Том. Просто я не могу видеть, как ты
стараешься заездить себя, точно лошадь верхом на другой лошади. Лучше уж будь
кентавром, Том.
– Откуда это ты знаешь про кентавров?
– В книжке прочел. Я ведь образованный, Томми. Я не по
годам развитой и образованный.
– Ты славный малый, хотя и сукин сын, – сказал ему
Томас Хадсон. – А теперь катись вниз и делай, что тебе сказано.
– Есть, сэр. Томми, когда мы вернемся из этого рейса,
продашь мне один из тех морских видов, что висят у тебя дома?
– На хрен он тебе сдался?
– А вот сдался. Знаешь, Том, ты не всегда все
понимаешь.
– Возможно. Я даже думаю, что я всю жизнь не все
понимал.
– Томми, ты плюнь на мою трепотню. Ты эту операцию
провел что надо.
– Это будет видно завтра. Так скажи Генри, пусть
принесет мне выпить. Хоть мне не хочется пить.
– Ничего, Томми. Если ночью что и будет, так только
простая стычка, а может, и этого не будет.
– Ладно, – сказал Томас Хадсон. – Скажи
Генри. И катись к такой-то матери с мостика и принимайся за дело.
Глава 20
Генри поставил на край мостика два стакана и, подтянувшись
на руках, вспрыгнул сам. Стоя рядом с Томасом Хадсоном, он напряженно
всматривался в смутные очертания дальних островов. По небу, в западной его четверти,
плыл тонкий серпик луны.
– Твое здоровье, Том, – сказал Генри. – Я не
смотрел на луну через левое плечо.
– А сегодня не новолуние. Новолуние было вчера.
– Верно, вчера. Только из-за туч луны не было видно.
– Как там идут дела, внизу?
– Лучше некуда. Все работают и все веселы.
– Как Вилли и Ара?
– Они немножко хлебнули рому и очень повеселели от
этого. Но сейчас они больше не пьют.
– Да. Сейчас уже не до этого.
– Мне очень хочется наконец столкнуться с
фрицами, – сказал Генри. – И Вилли тоже.
– А мне ничуть. Но в конце концов это то, для чего мы
здесь. Нам нужны пленные, Генри.
– Знаю.
– Но они поостерегутся попасть в плен – после бойни,
которую имели глупость устроить на том острове.
– Это чтобы не выразиться крепче, – сказал
Генри. – Но как ты думаешь, нападут они на нас сегодня или нет?
– Думаю, что нет. Однако нам надо быть настороже,
потому что все может случиться.
– Мы и так настороже. Но какие у них все-таки планы,
Том, как по-твоему?
– Трудно сказать. Генри. Может, с отчаяния они и
попытаются завладеть нашим судном. Если среди них есть радист, ему, может,
удастся починить нашу рацию, тогда они могли бы пойти на Ангилас, а оттуда уже
– вызывай такси и кати прямо домой. Им, конечно, полный резон предпринять такую
попытку. Может, кто-то в Гаване болтал лишнее и до них дошло, кто мы есть.
– Ну, кто же мог болтать?
– Нехорошо говорить дурное о мертвых, – сказал
Томас Хадсон. – Но он-то как раз мог, под пьяную руку.
– Вилли уверен, что он болтал.
– Вилли что-нибудь знает?
– Нет. Но он уверен.
– Это не исключено. А может, у них другой расчет –
высадиться на побережье и наземным путем добраться до Гаваны, а там уже сесть
на испанский пароход. Или аргентинский. Но они пуще всего боятся быть
пойманными – все из-за той бойни. И с отчаяния могут пойти напролом.
– Хорошо бы.
– Если мы сумеем справиться с ними, – сказал Томас
Хадсон.
Но ночь прошла, и ничего не случилось. Только загорались и
гасли звезды, и восточный ветер дул с прежней силой, и журчала вода,
засасываемая под днище. Волнение, вызванное приливом и ветром, сорвало с корня
много фосфоресцирующих водорослей, и они плавали там и сям, точно языки
бледного, нездорового огня.
Под утро ветер утих немного, и, когда рассвело, Томас Хадсон
улегся ничком на голые доски и заснул, уткнувшись в брезент лицом, –
заснул так крепко, что даже не слышал, как Антонио куском брезента накрыл его
вместе с его оружием.
Антонио простоял на вахте до тех пор, пока прилив не достиг
такой высоты, что судно свободно заколыхалось на волнах. Тогда он разбудил
Томаса Хадсона. Они выбрали якоря и пошли, спустив на воду шлюпку, которая шла
впереди, замеряла глубину и вехами отмечала места, внушавшие опасение.
Вода теперь была чистая и прозрачная, и размечать фарватер было
хоть и нелегким делом, но не таким трудным, как вчера. В том месте, где они
сели на мель накануне, воткнули в грунт большую ветку, и Томас Хадсон,
оглядываясь, всякий раз видел, как зеленые листья полощутся в воде.
Шлюпка шла по протоке, а Томас Хадсон вел судно почти
вплотную за ней. Они миновали остров, который издали казался круглым и
маленьким, а теперь неожиданно развернулся в длину. Вдруг Хиль, смотревший в
бинокль туда, где сплошной, но ломаной линией тянулись зеленые острова, сказал:
– Вижу веху, Том. В мангровых зарослях, прямо по ходу
шлюпки.
– Внимание, – сказал Томас Хадсон. – Это что,
канал?
– Похоже на то, но я не могу разглядеть, где вход в
него.
– На карте он совсем узенький. Будем задевать за ветки
с обеих сторон.
