– Вилли, не хочешь сходить с Арой на берег посмотреть,
что там делается?
– Хочу, – сказал Вилли. – Только вы
прикрывайте нас огнем. Мы попробуем зайти с тыла.
– Объясни Генри, что тебе нужно. А когда прекратить
огонь?
– Как только мы войдем в заросли.
– Ладно, дикарь из джунглей, действуй, – сказал
Томас Хадсон. И тут только он впервые успел подумать, что, вероятно, это конец.
Глава 21
Он услыхал, как за гривкой разорвалась граната. И сразу же
стало тихо – ни шума, ни стрельбы. Тяжело привалившись к штурвалу, он следил,
как тает на ветру дым от разрыва.
– Как только покажется шлюпка, я пойду вперед, –
сказал он Хилю.
Он почувствовал на своем плече руку Антонио и услыхал его
голос:
– Ты ляг, Том. Я буду править.
– Хорошо, – сказал он и последний раз глянул на
узкое русло в зеленых берегах. Вода была бурая, но прозрачная, и течение
сильное.
Хиль и Антонио уложили его на дощатый настил мостика. Потом
Антонио встал к штурвалу. Он чуть подал назад, потому что судно сносило
течением, и Томас Хадсон чувствовал мягкое подрагивание моторов.
– Ослабь немного жгут, – попросил он Хиля.
– Я принесу надувной матрац, – сказал Хиль.
– На досках хорошо, – сказал Томас Хадсон. –
И мне, наверно, лучше не делать лишних движении.
– Подложи ему подушку под голову, – сказал
Антонио. Он не отрываясь смотрел вперед.
Спустя несколько минут он сказал:
– Том, они машут нам.
И Томас Хадсон почувствовал, как моторы заработали и судно
плавно пошло вперед.
– Как только мы выйдем из протоки, станешь на якорь.
– Хорошо, Том. Не нужно тебе разговаривать.
Когда якорь был брошен, пришел Генри сменить Антонио.
Теперь, когда они находились в открытом море, Томас Хадсон ощущал легкое
покачивание судна на волне.
– Воды кругом – без конца-краю, – сказал Генри.
– Да. Отсюда до Кайбарьена открытый путь, а там дальше
есть две протоки, где фарватер размечен.
– Не разговаривай, Том. Лежи спокойно.
– Пусть Хиль принесет мне одеяло.
– Сейчас принесу сам. Тебе не очень больно, Том?
– Больно, – сказал Томас Хадсон. – Но так,
что можно терпеть.
– Вот и Вилли, – сказал Генри.
– Том, старый чертяка, – сказал Вилли. –
Молчи, я сам все скажу. Их там-было четверо, считая проводника. Это почти все,
кто уцелел. Пятым был тот, которого подстрелил Ара. Он себя прямо растерзать
готов; знает ведь, как тебе нужен был пленный. Сидит и плачет, я ему запретил
подниматься сюда. Палец у него сам на спуск нажал, это можно понять.
– Куда ты бросал гранату?
– Мне там в одном месте что-то померещилось. Ты не
разговаривай, Том.
– Нужно вернуться разминировать шхуну.
– Сейчас мы туда пойдем, и то место я тоже хочу
проверить еще раз. Эх, была бы у нас быстроходная моторочка. Томми, а знаешь,
эти огнетушители, мать их, лучше восьмидесятимиллиметровых минометов.
– Дальнобойность не та.
– А на кой тебе тут дальнобойность? Наш Хиль забрасывал
их, прямо как баскетбольный мяч в кольцо.
– Ну, отправляйтесь.
– Тебе очень худо, Томми?
– Худо.
– Но ты ведь справишься, да?
– Попробую.
– Главное, ты лежи спокойно. Старайся совсем не
шевелиться.
Шлюпка отвалила совсем недавно, но Томасу Хадсону казалось,
что с тех пор прошло уже много времени. Он лежал на спине под навесом, который
соорудил Антонио. Хиль и Джордж отвязали брезент, натянутый с наветренной
стороны, и теперь его ласково обвевал свежий ветер. Ветер по-прежнему дул с
востока, но не так сильно, как вчера, и облака в небе были высокие и редкие.
Небо было синее-синее, как всегда в восточной части острова, сильней всего
обдуваемой пассатами, и Томас Хадсон смотрел в синеву и старался не поддаваться
боли. Генри хотел сделать ему укол морфия, но он решил: нет, ему еще может
понадобиться, чтобы голова была ясная. Прибегнуть к морфию он всегда успеет.
Он лежал под легким шерстяным одеялом, все три раны его были
перевязаны. Хиль обильно засыпал их стрептоцидом, прежде чем перевязать, и на
пол у штурвала, где он стоял во время перевязки, просыпался стрептоцид, похожий
на сахарную пудру. Когда с борта снимали брезент, чтобы дать больше доступа
воздуху, он заметил три дырочки от трех пуль и еще несколько – правей и левей
их. И места, где брезент пропороли осколки гранаты, он тоже заметил.
Хиль стоял рядом и смотрел на него, на его выбеленные солью
волосы и серое лицо над одеялом. Хиль был простая душа. Он был отличный
спортсмен и почти так же силен, как Ара, и, если б ему отработать некоторые
удары, из него вышел бы первоклассный бейсболист. Рука у него просто создана
была для броска. Томас Хадсон улыбнулся, вспомнив, как он швырял гранаты. Потом
улыбнулся просто так – ему и его сильным мускулистым рукам.
– Тебе бы питчером быть, – сказал он и не узнал
своего голоса.
– У меня выдержки не хватает.
– Сегодня хватало.
– Может быть, появилась, когда дело потребовало, –
сказал Хиль с улыбкой. – Смочить тебе губы, Томми? Ты не говори, только
сделай знак головой.
Томас Хадсон отрицательно покачал головой и перевел взгляд
на лагуну, похожую на большое озеро. Она теперь была в белых барашках. Но волна
была мелкая и ветер такой, при каком хорошо идти под парусами, а вдали синели
прибрежные холмы Туригуаньо.
