– Да. Но зато от других можно.
– Куда же ты думаешь?
– Куда-нибудь на Запад.
– География – слабое средство против того, что тебя
гложет.
– Согласен. Но спокойно пожить и как следует поработать
– это всегда на пользу. Пусть я не излечусь, если перестану пить. Но если не
перестану, мне наверняка будет еще хуже.
– Ну тогда уезжай ко всем чертям. Может, хочешь на мое
ранчо?
– А оно все еще твое?
– Частично.
– А удобно это, чтобы я туда поехал?
– Вполне, – ответил ему Томас Хадсон. –
Только жить там до весны трудновато, да и весной не очень-то легко.
– Чем трудней, тем лучше, – сказал Роджер. –
Я хочу все начать сначала.
– Сколько раз ты уже начинал сначала?
– Много, – сказал Роджер. – И нечего тыкать
мне это в нос.
И вот теперь он опять собирается начинать сначала, и
любопытно, как оно у него получится на этот раз. Неужели он думает, что,
впустую расходуя свой талант и работая на заказ, по готовой формуле добывания
верных денег, можно научиться хорошо и правдиво писать? Все, что ни создает
художник или писатель, – часть его ученичества и подготовки к тому
главному, что еще предстоит сделать. Роджер извел, истощил, разменял на мелочи
свой талант. Но, может быть, в нем еще хватит животных сил и свободы ума, чтобы
начать все снова? Всякий честный писатель, наделенный талантом, может написать
хотя бы один хороший роман, думал Томас Хадсон. Но в те годы, что должны были
быть годами ученичества, Роджер нещадно эксплуатировал свой талант, и кто
знает, не растратил ли он его до конца. Не говоря уже о me`tier
[14], думал он. Не
наивно ли думать, что можно не ценить и не совершенствовать мастерства,
пренебрегать им, пусть даже это пренебрежение – только поза, и в то же время
рассчитывать, что, когда придет время, твой мозг и твои руки будут по-прежнему
мозгом и руками мастера. Мастерству заменителей нет, думал Томас Хадсон. И
таланту нет заменителей, и ни то ни другое не хранят в священном сосуде.
Мастерство – оно в тебе. В твоем сердце, в твоей голове, в каждой частице тебя.
И талант тоже в тебе, думал он. Это не набор инструментов, которыми ты
наловчился орудовать.
Художникам лучше, думал он, потому что в их работе участвует
больше вещей. И работаем мы руками, и наше metier осязаемо и конкретно. А вот
Роджеру сейчас нужно снова браться за то, что он притупил, испортил, опошлил, а
существует все это только у него в голове. Но основа осталась, и эта основа –
нечто тонкое, разумное и прекрасное. Прекрасное – вот слово, которое я бы
употреблял с большой осторожностью, будь я писателем, подумал он. Но у Роджера
есть то, что есть его сущность, и, если бы он мог так писать, как он тогда
дрался на причале, получалось бы жестоко, но очень здорово. И если бы он
размышлял так разумно, как тогда, после драки, тоже было бы здорово.
Лунный свет соскользнул с его изголовья, и постепенно он
перестал думать о Роджере. Думать все равно не поможет. Либо он сумеет написать
этот роман, либо нет. А как бы хорошо, если б он сумел. Я рад бы помочь ему.
Может быть, мне это удастся, подумал он и с тем заснул.
Глава 9
Утреннее солнце разбудило Томаса Хадсона, он спустился на
берег, поплавал немного и успел позавтракать раньше, чем встали остальные. Эдди
сказал, что сильного ветра ждать не приходится, может быть, даже будет полный
штиль. Вся снасть на катере уже подготовлена, сказал он, и посланный мальчишка
должен принести наживку.
Томас Хадсон спросил, проверил ли он снасть, – ведь
катер давно уже не выходил на лов крупной рыбы, и Эдди сказал, что проверил и
выбросил ту леску, которая пришла в негодность. Он сказал, что хорошо бы еще
запасти побольше лески в двадцать четыре нити и немного – в тридцать шесть
нитей, и Томас Хадсон обещал позаботиться об этом. А пока что Эдди заменил всю
негодную леску, так что на обеих больших катушках намотано сколько нужно. Он
также почистил и наточил все большие крючки и проверил все поводки и шарниры.
– Когда же ты все это успел?
– А я всю прошлую ночь возился со снастью, –
сказал Эдди. – И новую сеть тоже привел в порядок. Все равно чертова луна
спать не давала.
– Тебе тоже не спится в полнолуние?
– Прямо хоть не ложись, черт бы ее побрал.
– Эдди, ты думаешь, правда нехорошо спать, когда луна
светит в лицо?
– Так старики говорят. Я не знаю. Но мне всегда скверно
в такие ночи.
– Как по-твоему, поймаем что-нибудь сегодня?
– Кто его знает. В это время года здесь попадается
здоровенная рыба. Вы что, хотите идти к Айзексову маяку?
– Мальчики просятся туда.
– Тогда надо выходить сразу же после завтрака. Для
ленча я ничего стряпать не буду. Есть у меня картофельный салат, салат из
крабов и пиво, еще приготовлю сандвичи. Для сандвичей есть ветчина из последней
доставки и латук, а приправить можно горчицей и чатни
[15]. Ребятам горчица не
вредна?
– По-моему, нет.
– Когда я был мальчишкой, мы горчицу не ели. А хорошая
штука этот самый чатни. Не пробовали сандвичи с ним?
– Нет.
– Его когда первый раз прислали, я не знал, что это
такое, и намазал на хлеб вместо джема. Здорово получилось. А теперь я им
сдабриваю овсянку.
– У нас давно кэрри
[16] не было.
– Мне на будущей неделе должны доставить баранью ногу.
Раза на два нам хватит на жаркое, а может, и на один при таких едоках, как
Том-младший и Эндрю, а потом сделаем кэрри.
– Отлично. Что-нибудь от меня нужно до выхода в море?
– Ничего не нужно, Том. Поднимайте ребят и Роджера.
Выпить хотите? Сегодня у вас нерабочий день. Можно и с утра пропустить
стаканчик.
– Я выпью за завтраком холодного пива.
– Правильно. Ничто так не прочищает глотку.
– Джо здесь?
– Нет. Пошел искать мальчишку, которого я послал за
наживкой. Сейчас дам вам позавтракать.
– Я пойду на катер.
– Нет, выпейте пива, прочитайте газету. На катере все в
порядке, можете не беспокоиться. Уже несу завтрак.
