Сидя в своем рыболовном кресле с откинутой напрочь спинкой,
упираясь ногами в перекладину, Дэвид тянул леску из воды. Он тянул ее руками,
плечами, спиной и затылком, поясницей и бедрами; отпускал, торопливо наматывал
на катушку и снова тянул. Очень медленно – по дюйму, по два, по три за раз –
лески на катушке прибавлялось.
– Как голова, ничего? – спросил Эдди Дэвида. Он
стоял рядом и для большей устойчивости придерживал кресло за подлокотники.
Дэвид кивнул. Эдди пощупал его кепочку на макушке.
– Еще мокрая, – сказал он. – Ну, ты даешь
этой рыбе жизни, Дэв. Молодец, работаешь, как машина.
– Теперь легче, чем когда надо было просто удерживать
ее, – все тем же пересохшим голосом сказал Дэвид.
– Еще бы, – сказал Эдди. – Теперь все-таки
дело хоть понемногу, но идет на лад. А тогда она просто выворачивала тебя
наизнанку.
– Ты только не торопись сверх сил, – сказал
Роджер. – Все у тебя получается великолепно.
– А как только она всплывет, мы ее багром, да? –
спросил Эндрю.
– Перестанешь ты говорить мне под руку или нет? –
сказал Дэвид.
– Я вовсе не говорю тебе под руку.
– Ну замолчи, Энди, я тебя прошу. Не обижайся, но
замолчи.
Эндрю полез на мостик. На нем тоже была кепочка с длинным
козырьком, но отец сразу заметил, что глаза у него мокрые, а губы дрожат, хоть
он и отворачивался, чтобы скрыть это.
– Ты ничего плохого не говорил, – сказал ему Томас
Хадсон.
Эндрю по-прежнему смотрел в сторону.
– Теперь, если рыба сорвется, он скажет, что это из-за
меня, – горько пожаловался он. – А я только хотел, чтобы ничего не
забыли.
– Вполне естественно, что Дэв нервничает, – сказал
отец. – Но он все-таки старается быть сдержанным.
– Понимаю, – сказал Эндрю. – Он борется с
этой рыбой не хуже, чем боролся бы мистер Дэвис. Только мне неприятно, что он
обо мне так подумал.
– Многие легко раздражаются, когда на крючке большая
рыба, тем более у Дэва это в первый раз.
– Но ты всегда сдержанный, и мистер Дэвис всегда
сдержанный.
– Это теперь так. А когда мы с ним только учились
ловить большую рыбу, всякое бывало – и злость, и грубость, и взаимные попреки.
Мы просто черт знает до чего доходили.
– Правда?
– Самая настоящая правда. Нам казалось, что все нам
желают зла, и мы вели себя соответственно. Обычное дело. Дисциплина,
благоразумие – все это приходит потом. Мы научились быть сдержанными,
убедились, что, если раздражаться и злиться, с большой рыбой не сладишь. И уж
во всяком случае, не получишь удовольствия от ловли. А были мы оба просто
нестерпимы: злились, и бесновались, и ссорились – и удовольствия никакого не
получали. Зато теперь мы всегда сдержанны, когда боремся с большой рыбой. Мы
много говорили об этом и решили, что будем сохранять сдержанность при любых
обстоятельствах.
– И я тоже буду, – сказал Эндрю. – Хотя с
Дэвом это иногда трудно. Папа, как ты думаешь, он в самом деле выловит эту
рыбу? Или это как сон, который проснешься – и нет его?
– Не будем говорить об этом.
– Опять я что-то не так сказал?
– Не в том дело. Просто считается, что разговоры
приносят неудачу. Такая у старых рыбаков примета. Не знаю, откуда она взялась.
– Ладно, теперь буду молчать.
– Папа, возьми, пожалуйста. – Том снизу протягивал
стакан, в три слоя обернутый бумажным полотенцем, чтобы лед не так быстро таял.
Резинка плотно прижимала бумагу к стеклу. – Я добавил лимонного соку и
немного настойки, а сахару не клал. Так будет хорошо? Или ты еще чего-нибудь
хочешь?
– Очень хорошо. А кокосовой воды ты не подливал?
– Подлил. А Эдди я отнес чистого виски. Мистер Дэвис
ничего не захотел. Энди, ты теперь будешь там, с папой?
– Нет, я уже иду вниз.
Том поднялся на мостик, а Эндрю спустился на корму.
Оглянувшись назад, Томас Хадсон заметил, что леска в воде
словно бы начала отклоняться в сторону.
– Внимание, Роджер! – крикнул он. – Кажется,
всплывает.
– Всплывает! – завопил Эдди. Он тоже заметил, как
отклонилась леска. – Следи за катушкой, Дэви.
Томас Хадсон посмотрел, много ли на катушке лесы, чтобы
рассчитать маневр судна. Еще и четверти всей длины не было выбрано, но не успел
Томас Хадсон выпрямиться, как катушка, жужжа, завертелась у Дэва в руках, и
Томас Хадсон поспешно дал задний ход, в то же время разворачивая катер носом к
леске, которая отклонялась все больше и дольше, а Эдди вопил:
– Назад, Том, прямо назад! Она сейчас всплывет,
сволочь. Для разворота уже не хватит лески.
– Выше удилище, Дэв, – сказал Роджер. – Не
давай ей сгибать его. – И Томасу Хадсону: – Еще назад, Том. Так, хорошо.
Идешь прямо на нее.
И тут гладь океана вдруг раздалась за кормой, и огромная
рыбина взмыла вверх бесконечным движением неправдоподобно могучего и длинного
тела, на миг словно повисла в воздухе, серебрясь и синея на солнце, и снова
бухнула в воду – только фонтан пены взметнулся ей вслед.
– Ух ты! – сказал Дэвид. – Видели, какая?
– Один ее меч и то больше меня, – сказал Эндрю.
– Какая красивая, – сказал Том. – Она куда
лучше той, что мне снилась.
– На нее держи, задним ходом! – крикнул Роджер
Томасу Хадсону. А Дэвиду сказал: – Постарайся сейчас выбрать побольше лески.
Видишь, целый клубок плавает в воде. Рыба поднялась с большой глубины, и
свободной лески сейчас столько, что можно намотать целых полкатушки.
Томас Хадсон сумел задним ходом подойти так близко к рыбе,
что леска почти перестала сматываться, и теперь Дэвид только поспевал выбирать
и наматывать ее, торопливо вращая рукоятку.
– Убавь ходу! – крикнул Роджер. – А то мы
пройдем над нею.
– Ну и громадина, не меньше тысячи фунтов, –
сказал Эдди. – Выбирай леску, Дэв, голубчик, сейчас она пойдет легче
легкого.
Поверхность океана была опять спокойная и пустынная, только
там, где ее потревожила рыба, еще расходились по воде круги.
– Ты видел, сколько воды она выбросила, папа? –
сказал Том-младший. – Прямо как будто море взорвалось изнутри.
