– Держи ее, держи изо всех сил, Дэви! – услышал
Томас Хадсон голос Роджера. – Подвинти тормоз, но леска пусть разматывается.
Мальчик так крепко завинтил тормоз, что удилище и леска чуть
не лопнули, и собрал все силы, готовясь к предстоящему испытанию, а леска
разматывалась с катушки и уходила все ниже и ниже.
– Только задержи ее, и тогда она наша, – сказал
Дэвиду Роджер. – Выключи моторы, Том.
– Уже выключил, – сказал Томас Хадсон. – Но,
пожалуй, можно немного подать назад, пользуясь течением.
– Ладно. Давай.
– Есть, – сказал Томас Хадсон.
Чуть отойдя назад, они отняли у рыбы леску, но так, самую
малость, и теперь вся она, сверху донизу, натянулась почти в отвес. На катушке
оставалось совсем мало – меньше, чем было в самые критические минуты.
– Придется тебе выйти на край кормы, Дэви, –
сказал Роджер. – И ослабь немного тормоз, тогда высвободишь комель.
Дэвид ослабил тормоз.
– Теперь укрепи комель в гнезде. Эдди, обхвати его
сзади поперек туловища.
– О господи! – сказал Том-младший. – Она
пошла ко дну, папа!
Дэвид стоял на коленях у края кормы, держа удилище, которое
так согнулось, что даже вершинка его была под водой, а торцом оно сидело в
кожаном гнезде у мальчика на поясе. Эндрю схватил Дэвида сзади за ноги, а
Роджер опустился рядом с ним на колени и следил, сколько лески уходит под воду
и сколько ее остается на катушке. Он оглянулся на Томаса Хадсона и покачал
головой.
На катушке не осталось и двадцати ярдов, а удилище до
половины ушло под воду и тянуло Дэвида вниз. Потом на катушке осталось
каких-нибудь пятнадцать ярдов. Потом уже и десяти не было. И тут леска
перестала разматываться. Мальчик висел над бортом, удилище почти целиком было
под водой, но леска больше не сматывалась с катушки.
– Посади его обратно в кресло, Эдди. Только
осторожнее, – сказал Роджер. – Не торопись. Он остановил рыбу.
Эдди подвел Дэвида к креслу, крепко обхватив его поперек
туловища, чтобы неожиданный рывок рыбы не сдернул его за борт. Он посадил его,
и Дэвид вставил комель удилища в гнездо, уперся ногами в перекладину и
откинулся назад, взяв спиннинг на себя. Рыба немного поднялась.
– Подтягивай ее, только когда будешь выбирать
леску, – сказал Дэвиду Роджер. – А остальное время пусть сама тянет.
И делай передышку, отдыхай.
– Ну, доконал ты ее, Дэвид, – сказал Эдди. –
Теперь все на твоей стороне. Только не торопись, не волнуйся, и тогда ей конец.
Томас Хадсон дал чуть-чуть вперед, чтобы рыба не ушла в сторону.
Теперь вся корма была в тени. Катер медленно шел в открытое море, не встречая
ни волны, ни ветра.
– Папа, – сказал Том-младший. – Я видел его
ноги, когда смешивал вам коктейли внизу. Они все в крови.
– Он ободрал их о перекладину.
– Может, подложить подушку, чтобы он упирался в мягкое?
– Пойди спроси Эдди, – сказал Томас Хадсон. –
Только Дэви не мешай.
Схватка с рыбой продолжалась уже четвертый час. Катер
по-прежнему шел в открытое море, и, сидя в кресле, спинку которого теперь
поддерживал Роджер, Дэвид медленно поднимал рыбу вверх. Он выглядел бодрее, чем
час назад, но Томас Хадсон видел, что пятки у него в крови, стекавшей с подошв.
На солнце она глянцевито поблескивала.
– Как ноги, Дэв? – спросил Эдди.
– Ноги не больно, – сказал Дэвид. – Болят руки,
плечи и спина.
– Не подложить тебе подушку под ноги?
Дэвид мотнул головой.
– Нет, еще прилипнут, – сказал он. – Они
липкие от крови. Мне не больно. Правда, не больно.
Том-младший поднялся наверх и сказал:
– Изуродует он себе ноги. И руки изуродует. Ладони были
в волдырях, а теперь волдыри полопались. Ох, папа! Ну что делать?
– А если бы ему пришлось выгребать против сильного
течения, Томми? Или подниматься на высокую гору, или держаться в седле, когда
уже все силы вышли?
– Да, знаю. Но если такое творится у тебя на глазах, и
с кем – с твоим братом, а ты стоишь в стороне, это ужасно, папа.
– Знаю, Томми, знаю. Но для мальчиков наступает время,
когда им надо пройти через такое, если они хотят стать мужчинами. Наступило оно
и для Дэви.
– Да, понимаю. Но стоит мне посмотреть на его руки и
ноги, и я уже ничего не понимаю.
– Представь себе, что ты сам боролся бы с этой рыбой,
хотелось бы тебе, чтобы я или Роджер отняли ее у тебя?
– Нет. Я бы умер, а не расстался с ней. Но смотреть на
Дэви – это совсем другое дело.
– Надо о нем думать, – сказал отец. – О том,
что для него важно.
– Да, конечно, – уныло проговорил
Том-младший. – Но для меня ведь он просто Дэви. И как это нехорошо
устроено в мире, что такое случается с твоим братом.
– Я тоже так считаю, – сказал Томас Хадсон. –
Ты очень добрый мальчик, Томми. Только, пожалуйста, пойми: эту схватку можно
было бы давным-давно прекратить, но, если Дэвид победит в ней, эта победа
останется с ним на всю жизнь, и она же поможет ему справиться с тем, что его
еще ждет впереди.
Тут заговорил Эдди. Он опять заглядывал в каюту.
– Ровно четыре часа, Роджер, – сказал Эдди. –
Дэви, ты бы выпил воды. Ну, как ты сейчас?
– Отлично, – сказал Дэвид.
– Займусь и я делом, – сказал Том-младший. –
Пойду приготовлю Эдди выпить. А ты не хочешь, папа?
– Нет. Пока не надо, – сказал Томас Хадсон.
Том-младший спустился вниз, а Томас Хадсон стал смотреть на
Дэвида, на его медленные, усталые, но размеренные движения; на Роджера, который
нагнулся над ним и говорил ему что-то вполголоса; на Эдди, который стоял на
корме и следил за леской, под уклоном уходившей в воду. Томас Хадсон представил
себе, каково там внизу, где сейчас плавает меч-рыба. Темно, конечно, но рыба,
наверно, видит в темноте – как лошади. Темно и очень холодно.
Одна она там плавает, думал он, или около нее есть еще
какая-нибудь рыба? Других рыб они тут не видели, но это еще не значит, что рыба
плавает одна. В темноте, в холоде, рядом с ней, может быть, плавает и другая.
