– Очень приятно. Вы, молодежь, вчера бурно провели
вечер?
– Не слишком, – сказал Роджер. – Сыграли в
покер, потом я почитал немного и лег спать.
– Кто выиграл в покер?
– Энди и Эдди, – сказал Дэвид. – А вы что
делали?
– Мы играли в триктрак.
– А как вам спалось? – спросил Роджер.
– Хорошо. А вам?
– Великолепно, – сказал он.
– Из нас один Томми умеет играть в триктрак, –
сказал девушке Дэвид. – Его выучил один непутевый человек, который потом
оказался феей.
– Неужели? Грустная история.
– Как Томми рассказывает, она не такая уж
грустная, – сказал Дэвид. – Плохого ничего не случилось.
– По-моему, про фей всегда грустно слушать, –
сказала она. – Бедные феи.
– Да нет, тут даже интересно было, – сказал
Дэвид. – Понимаете, этот непутевый человек, который учил Томми играть в
триктрак, стал ему объяснять, кого называют феями и почему, и рассказывать ему
про греков и про Дамона и Пифиния, и про Давида и Ионафана. Вроде того, как в
школе рассказывают про икру и молоки у рыб или про пчел, как они оплодотворяют
растения пыльцой. А Томми его спросил, читал ли он книгу Андре Жида. Как эта
книга называется, мистер Дэвис? Не «Коридон», а другая, где про Оскара Уайльда?
– «Si le grain ne meurt»
[18], – сказал Роджер.
– Ужасная книга, а Томми брал ее с собой в школу и
читал ребятам. Читал и переводил – ребята ведь не понимали по-французски. В
общем это порядочная скука, но, когда мистер Жид попадает в Африку, тут-то и
начинается ужасное.
– Я читала, – сказала девушка.
– А, тем лучше, – сказал Дэвид. – Значит, вы
понимаете, о чем я говорю. Так вот, этот человек, который учил Томми играть в
триктрак, а потом оказался феей, он страшно удивился, когда Томми упомянул эту
книгу, но и обрадовался тоже, потому что ему можно было не начинать своих объяснений,
так сказать, с пчел и цветочков. «Я, – сказал он, – очень рад, что ты
знаешь», или что-то в этом роде. А Томми ему ответил – мне так понравился этот
ответ, что я его заучил наизусть: «Мистер Эдвардс, у меня к гомосексуализму
интерес чисто академический. Большое спасибо, что вы меня научили играть в
триктрак, и всего вам хорошего». У Тома тогда были замечательные манеры, –
сказал Дэвид. – Он только что вернулся из Франции, где жил вместе с папой,
и у него были замечательные манеры.
– А ты тоже жил во Франции?
– Мы все там жили, только в разное время. Но один Томми
хорошо это помнит. У Томми вообще самая лучшая память. И он все запоминает
очень верно. А вы когда-нибудь жили во Франции?
– Очень долго жила.
– Вы там учились?
– Да. В одном парижском пригороде.
– Придет Томми, надо будет вам поговорить с ним, –
сказал Дэвид. – Он так знает Париж и его пригороды, как я – здешние отмели
и рифы. Даже, наверно, лучше.
Она теперь сидела в тени, падавшей от веранды, и пропускала
между пальцами ног струйки белого песка.
– Расскажи мне про отмели и рифы, – попросила она.
– Я вам лучше их покажу, – сказал Дэвид. –
Возьмем гребную лодку и поедем с вами на отмели, а там можно будет поплавать и
поохотиться под водой – если вы это любите. А иначе большой риф и не рассмотришь
как следует.
– С удовольствием поеду.
– Кто там с вами на яхте? – спросил Роджер.
– Люди. Вам они не понравятся.
– Почему же, они, кажется, симпатичные.
– Мы непременно должны разговаривать в таком стиле?
– Нет, – сказал Роджер.
– Один вам вчера продемонстрировал образец
настойчивости. Это самый богатый и самый скучный. Но, может быть, довольно о
них? Все они очень хорошие и замечательные, и с ними можно умереть со скуки.
Прибежал Том-младший, а за ним Эндрю. Они купались в другом
конце пляжа, а выйдя из воды, увидели девушку около кресла Дэвида и пустились
бегом по слежавшемуся песку. Эндрю по дороге отстал и совсем запыхался.
– Не мог меня подождать? – сказал он
Тому-младшему.
– Прости, Эндрю, – ответил Том. И потом обратился
к девушке: – Доброе утро. Мы вас не дождались и пошли купаться.
– Извините, что опоздала.
– Вы не опоздали. Мы все будем купаться еще раз.
– Я не буду, – сказал Дэвид. – Идите все
сейчас. А то я тут уже слишком разговорился.
– Что прибой сильный, пусть вас не смущает, –
сказал Том-младший девушке. – Тут дно понижается отлого, не сразу.
– А нет здесь акул или барракуд?
– Акулы приплывают только ночью, – сказал ей
Роджер. – А барракуд бояться нечего. Они нападают, только если вода
грязная и мутная.
– Они тогда могут напасть по ошибке, – объяснил
Дэвид. – Заметят, в воде что-то белеет, а что, не разглядеть. Мы тут
постоянно встречаем барракуд во время купания.
– Плывешь и вдруг видишь такую уродину чуть не рядом,
только поглубже, – сказал Том-младший. – Они очень любопытные, эти барракуды.
Но чаще всего они сразу же уплывают.
– А вот если у вас рыба в сетке или на гарпуне, –
сказал Дэвид, – на рыбу они непременно бросятся, могут тогда и вас задеть
ненароком. Они ведь страх какие быстрые.
– Или когда вы плывете среди стаи лобанов или
сардин, – сказал Том-младший. – Тут они могут вас зацепить,
врезавшись в стаю.
– А вы держитесь между Томми и мной, – сказал ей
Энди. – Тогда ничего с вами не случится.
Волны с грохотом обрушивались на берег, и, пока разбившаяся
волна уползала назад, давая место новой, на полосу твердого сырого песка
успевали слететься морские зуйки и ржанки.
– А может, не стоит купаться в такую волну, когда
ничего не видно?
– Почему не стоит, – сказал Дэвид. – Нужно
только осторожно ступать по дну до того, как бросишься вплавь. А вообще в такую
волну даже меньше шансов наткнуться на морского кота.
– Мы с мистером Дэвисом будем оберегать вас, –
сказал Том.
