– Нет, – сказал он. – Это забавно.
– Ох, Хадсон, – сказала она, – я очень тебя
люблю. Ты теперь пойди отдохни, а потом возвращайся сюда. Не распить ли нам
бутылку шампанского в «Рице»?
– Это будет чудно. А как насчет твоего супруга?
– Он все еще играет в бридж. Я вижу его в окно. А когда
кончит, пойдет нас искать и тоже выпьет с нами.
И они пошли в бар «Рица», который был на корме, и выпили
бутылку сухого перрье-жуэ 1915 года, потом еще одну, а немного погодя к их
столику подсел и принц. Принц был очень любезен и нравился Хадсону. Он с женой,
как и Хадсон, охотился в Восточной Африке, и они встречались в клубе Мутайга и
у Торра в Найроби и на одном пароходе выехали из Момбасы. Пароход этот совершал
кругосветные рейсы и делал остановку в Момбасе, перед тем как следовать дальше
по своему маршруту – сперва Суэц, потом Средиземное море и как конечный пункт
Саутгемптон. Это был пароход суперлюкс, каждая каюта состояла из нескольких
комнат. Он весь был запродан под круиз, как это делалось в те годы, но
несколько пассажиров сошли на берег в Индии, и один из тех господ, которые
всегда все знают, сказал Хадсону в клубе, что на пароходе есть пустые каюты и
можно получить их сравнительно недорого. А Хадсон сказал принцу и принцессе,
которые сохранили очень неприятные воспоминания о том, как они летели в Кению
на одном из «хэндли пэйджей», тогда еще весьма тихоходных, и о том, какой это
был долгий и утомительный перелет. Поэтому они пришли в восторг и от самой идеи
морского путешествия, и от умеренности платы.
– Это будет чудесная поездка, – сказал
принц. – И какой вы молодец, что все это разузнали. Я завтра же утром
позвоню в пароходство.
Поездка и в самом деле оказалась чудесной. Индийский океан
был синий-пресиний, пароход медленно вышел из нового порта, и Африка осталась
позади – старый белый город с большими деревьями и со всем зеленым
пространством за ним, – и волны, разбивавшиеся о риф, когда пароход шел
мимо, а потом он начал набирать скорость и вышел в открытый океан, и летучие
рыбы стали выпрыгивать из воды впереди корабля. Африка превратилась в длинную
голубую черту на горизонте, и стюард уже бил в гонг, а Томас Хадсон, принц с
принцессой и развратник барон, который был другом их дома и жил где-то в
Европе, сидели вчетвером в баре и пили сухое мартини.
– Не обращайте внимания на этот гонг, – сказал
барон. – Позавтракаем в «Рице». Согласны?
На пароходе Томас Хадсон не спал с принцессой, хотя ко
времени прибытия в Хайфу все то, что они делали, привело их в состояние
какого-то экстаза отчаяния, такое острое, что их следовало бы обязать по суду
спать друг с другом, пока хватит сил, – просто ради успокоения нервов,
если не ради чего другого. Вместо этого они решили из Хайфы съездить
автомобилем в Дамаск. На пути туда Томас Хадсон сидел впереди рядом с шофером,
а супруги сзади. Томас Хадсон повидал небольшой кусочек Святой земли и небольшой
кусочек страны, где подвизался Т. Э. Лоуренс, а на обратном пути Томас Хадсон с
принцессой сидели сзади, а принц впереди, рядом с шофером. На обратном пути
Томас Хадсон видел перед собой главным образом затылок принца и затылок шофера,
и только сейчас он припомнил, что дорога из Дамаска в Хайфу, где стоял их
пароход, шла вдоль реки, и в одном месте высокие берега сближались, образуя
теснину, узкую, как на мелкомасштабной рельефной карте, и там посредине реки
был островок. Почему-то из всего виденного за эту поездку Томас Хадсон лучше
всего запомнил этот островок.
Поездка в Дамаск мало чему помогла, и, когда они уходили из
Хайфы, и пароход взял направление на Средиземное море, и Хадсон с принцессой
стояли на палубе, где было холодно от резкого норд-оста, разводившего такую
волну, что корабль уже начинало медленно покачивать, она сказала ему:
– Надо что-нибудь сделать.
– А если говорить начистоту?
– Пожалуйста. Я хочу лечь в постель и не вставать
неделю.
– Неделя – это не так много.
– Ну месяц. Но нужно, чтобы это было сейчас, а сейчас
мы не можем.
– Пойдем в каюту барона.
– Нет. Я хочу, чтобы это было там, где мы сможем ни о
чем не тревожиться.
– Как ты теперь себя чувствуешь?
– Как будто я схожу с ума и уже довольно далеко зашла
по этой дорожке.
– В Париже мы будем любить друг друга в постели.
– А как же я уйду из дому? У меня нет опыта, я не знаю,
как это сделать.
– Скажешь, что хочешь походить по магазинам.
– Но ходить по магазинам тоже надо с кем-нибудь.
– Ну и пойди с кем-нибудь. Разве нет у тебя никого,
кому ты можешь довериться?
– Есть, конечно. Но мне так ужасно-ужасно не хотелось
бы это делать.
– Ну, тогда не делай.
– Нет. Это нужно. Я понимаю, что нужно. Но от этого не
легче.
– Ты разве никогда до сих пор ему не изменяла?
– Никогда. И думала, что никогда не изменю. Но теперь я
только этого и хочу. Только мне неприятно, что кто-то чужой будет знать.
– Мы что-нибудь придумаем.
– Пожалуйста, обними меня и прижми к себе
крепко-крепко, – сказала она. – Не будем ни говорить, ни думать, ни
беспокоиться. Только прижми меня крепко и очень меня люби, потому что мне все
теперь больно.
Немного погодя он сказал ей:
– Слушай, это всякий раз будет так же плохо для тебя,
как сейчас. Ты не хочешь ему изменять и не хочешь, чтобы кто-нибудь знал. Но
ведь это же неизбежно.
– Я хочу этого. Но не хочу обижать его. Но я должна.
Это уже больше не в моей воле.
– Ну так пусть это будет. Сейчас.
– Но сейчас это очень опасно.
– Неужели ты думаешь, что хоть кто-нибудь на этом пароходе,
кто нас видел и слышал и знает, хоть на секунду поверит, что ты еще не спала со
мной? Да и все, что было до сих пор, разве оно так уж отличается?
– Конечно, отличается. Большая разница. От того, что
было, не может быть детей.
– Ты неподражаема, – сказал он. – Честное
слово.
– Но если будет ребенок, я буду только рада. Он очень
хочет ребенка, да вот не получается. Я пересплю с ним сейчас же после, и он
никогда не узнает, что это наш.
– Может быть, все-таки не стоит спать с ним сейчас же
после.
– Пожалуй. Ну, на следующую ночь.
– Как давно ты уже не спишь с ним?
