– Очень рад, что вы поняли. Ну, и куда же вы теперь
думаете поехать?
– В Африке мы только что были.
– Совершенно верно. А почему бы вам не пожить немного
на Кубе или на Багамских островах? И я бы, пожалуй, к вам присоединился, если
бы достал денег дома.
– А вы надеетесь достать?
– Нет.
– Я, пожалуй, поживу немного в Париже. Давно не бывал в
большом городе.
– Ну, какой это город – Париж. Лондон – вот город.
– Хочу посмотреть, что делается в Париже.
– Я вам все могу рассказать, что там делается.
– Да нет, я не о том. Хочу посмотреть картины, и кое с
кем повидаться, и побывать на скачках – на Шестидневной и в Отейле, в Энтьене и
в Ле Трамблэ. Почему бы и вам там не задержаться?
– Смотреть на скачки я не люблю. А играть – денег нет.
К чему сейчас все это вспоминать, подумал он. Барон умер,
фрицы заняли Париж, а ребенок у принцессы так и не родился. Не будет его крови
ни в каком королевском доме, разве что когда-нибудь пойдет у него из носу кровь
в Букингемском дворце, что маловероятно. Если через двадцать минут никто из
слуг не явится, я сам пойду в деревню и добуду яиц и немного хлеба. Это же черт
знает что – быть голодным в собственном доме, думал он. Но уж очень я устал,
идти не хочется.
Тут он услышал, что в кухне кто-то шевелится, и нажал кнопку
зуммера, вделанную под крышкой большого стола, и услышал, как он дважды
прожужжал в кухне.
Вошел младший слуга, похожий не то на молодого фавна, не то
на святого Себастиана, с обычным своим вкрадчивым, хитрым и долготерпеливым
выражением лица, и спросил:
– Вы звонили?
– А ты не слышал, что ли? Где Марио?
– Пошел за почтой.
– Как там кошки?
– Очень хорошо. Ничего нового. Большой Козел подрался с
Эль Гордо. Но мы уже полечили ему раны.
– Бойз вроде бы похудел.
– Слишком много бегает по ночам.
– А как Принцесса?
– Немножко было загрустила. Но теперь уже опять хорошо
ест.
– Трудно сейчас достать мясо?
– Мы доставали в Которро.
– Как собаки?
– Все здоровы. У Негриты опять будут щенята.
– Не могли вы подержать ее взаперти?
– Мы пробовали, да она удрала.
– Еще что случилось?
– Ничего. Как вам ездилось?
– Без происшествий.
Пока он говорил – коротко и раздраженно, как всегда с этим
мальчишкой, которого он уже дважды увольнял и каждый раз принимал обратно,
когда приходил его отец просить за него, – в комнату вошел Марио, старший
слуга, неся письма и газеты. Он улыбался, и темное его лицо было веселым,
добрым и ласковым.
– Как съездили?
– Под конец потрепало немножко.
– Figu`rate. Воображаю. Сильный был норд. Вы ели?
– Тут нечего было есть.
– Я принес яиц, молока и хлеба. Tu[25], – обратился
он ко второму слуге, – ступай приготовь завтрак для кабальеро. Как вам
приготовить яйца?
– Как всегда.
– Los huevos como siempre[26], – сказал
Марио. – Бойз вас встретил?
– Да.
– Он очень скучал в этот раз. Больше, чем всегда.
– А как остальные?
– Да ничего, только вот у Козла с Толстяком страшная
была драка. И Принцесса погрустила немножко. Но потом это прошло.
– Y tu`?[27]
– Я? – Он застенчиво улыбнулся, польщенный. –
У меня все хорошо, благодарю вас.
– А как твое семейство?
– Все здоровы, благодарю вас. Папа уже опять работает.
– Очень рад.
– Он и сам рад. Кто-нибудь из ваших друзей ночевал
здесь?
– Нет. Все поехали в город.
– Устали, наверно.
– Как не устать.
– Тут звонили разные господа. Я всех записал. Только
вот поймете ли вы. Я никогда не знаю, как писать английские имена.
– Пиши, как слышишь.
– Но я, пожалуй, и слышу не так, как вы.
– Полковник заходил?
– Нет, сэр.
– Принеси мне виски с минеральной водой, – сказал
Томас Хадсон. – И, пожалуйста, молока для кошек.
– В столовую или сюда?
– Виски сюда. Молоко для кошек в столовую.
– Сию минуту, – сказал Марио. Он пошел в кухню и
вернулся со стаканом виски. – Кажется, я сделал достаточно крепко, –
сказал он.
Сейчас мне побриться или после завтрака, размышлял Томас
Хадсон. Надо бы сейчас. Для того я и заказал виски, чтобы перетерпеть, пока
буду бриться. Ладно, иди в ванную и побрейся. А, да ну его к черту, подумал он.
Нет. Иди побрейся. Это полезно для морального состояния, и, кроме того, сразу
же после завтрака надо будет ехать в город.
Он прихлебывал виски, пока намыливался, и после того как
намылился, и опять, когда вторично намыливался. Он три раза менял лезвия, с
трудом одолевая двухнедельную щетину на щеках, на шее и подбородке. Кот ходил
кругом и смотрел, как он бреется, и терся о его ноги. Потом вдруг бросился вон
из комнаты, и Томас Хадсон понял, что он услыхал звяканье мисочек для молока о
плиточный пол столовой. Томас Хадсон не слышал ни зова, ни этого звяканья, но
Бойз услыхал.
Томас Хадсон кончил бриться и, налив в правую ладонь
превосходного чистого девяностоградусного спирта, который здесь, на Кубе, стоил
не дороже, чем в Штатах жалкий разбавленный спирт для растирания, смочил им
лицо и прислушался к тому, как от жалящего холода успокаивается раздражение
кожи после бритья.
Сахара я не ем, табака не курю, подумал он, но зато получаю
удовольствие от продукции здешних винокуров.
