Выглядит это замечательно, сказал он себе. Почему
«выглядит»? Это и на самом деле замечательно. За такую красоту надо выпить. Ах
ты, черт побери, подумал он. Хорошо бы я действительно был таким
твердокаменным, каким меня считает Фредди Арчер. А я и на самом деле
твердокаменный. Никогда не отказываюсь, иду всегда охотно. Какого черта им еще
нужно? Чтобы я глотал «торпекс» за завтраком? Или совал его под мышки, как
табак? Прекрасный способ заработать желтуху, подумал он. Почему тебе пришла в
голову такая мысль? Трусишь, Хадсон? Нет, не трушу, сказал он. Просто у меня
такая реакция. Многие из них до сих пор еще не классифицированы. Во всяком
случае, мною. Да, мне бы хотелось быть таким твердокаменным, каким меня считает
Фредди, вместо того чтоб быть просто человеком. А человеческим существом быть
интереснее, хоть и гораздо мучительнее. Еще как мучительно, вот, например,
сейчас. А быть таким, каким тебя считают, было бы хорошо. Ну, хватит. Об этом
тоже не думай. Не думаешь об этом, значит, оно и не существует. Черта с два, не
существует! Но такова моя установка, которая меня держит, подумал он.
Бар во «Флоридите» был уже открыт. Он купил две вышедшие
газеты «Крисоль» и «Алерта», прошел с ними к стойке и сел на высокий табурет
слева у самого ее конца. За спиной у него была стена, которая выходила на улицу,
с левого бока – стена, что за стойкой. Он заказал двойной замороженный дайкири
без сахара. Заказ принял Педрико, разинувший рот в улыбке, походившей на оскал
умершего от перелома позвоночника. Тем не менее улыбка эта была искренняя,
адресованная именно ему. Он стал читать «Крисоль». Бои шли сейчас в Италии. Те
места, где воевала Пятая армия, были ему незнакомы, он знал плацдарм по другую
сторону гор, где действовала Восьмая армия, и стал вспоминать его, когда
Игнасио Натера Ревельо вошел в бар и стал рядом с ним.
Педрико поставил перед Игнасио Натерой Ревельо бутылку
«Виктории», стакан с большими кусками льда, бутылку содовой, и Ревельо поспешно
смешал себе коктейль, а потом, повернувшись к Томасу Хадсону, уставился ему в
лицо своими роговыми очками с зелеными стеклами, притворяясь, будто только что
увидел его.
Игнасио Натера Ревельо, высокий, худой, был одет в белую
полотняную рубашку, белые брюки, черные шелковые носки, начищенные до блеска
коричневые английские ботинки. Лицо у него было красное, усики щеточкой;
желтоватые, зеленые стекла очков защищали воспаленные близорукие глаза. Волосы
белесые, гладко прилизанные. Видя, как ему не терпится выпить, можно было
подумать, что это у него первый стакан за день. Это было далеко не так.
– Ваш посол ведет себя как идиот, – сказал он
Томасу Хадсону.
– Ну, тогда мое дело табак, – сказал Томас Хадсон.
– Нет, нет. Кроме шуток. Выслушайте меня. Это строго
между нами.
– Пейте, пейте. Я ничего не желаю слушать.
– А послушать не мешает. И принять какие-то меры тоже
не мешает.
– Вы не озябли? – спросил его Томас Хадсон. –
В одной рубашке, в легких брюках.
– Я не зябкий.
И трезвым тоже никогда не бываешь, подумал Томас Хадсон.
Первый стакан пьешь в маленьком баре возле дома, а сюда добираешься уже совсем
на бровях. Ты, верно, и не заметил, когда одевался, какая сегодня погода. Да,
подумал он. А ты сам? Когда ты выпил сегодня утром свою первую порцию и сколько
хватил до той, что пьешь сейчас? Не бросай первый камня в пьяниц. Да дело не в
пьянстве, подумал он. Пусть пьет, пожалуйста. Только уж очень он нудный. Зануд
жалеть нечего и щадить их тоже не обязательно. Брось, сказал он, брось. Ты же
хотел развлекаться сегодня. Ну и отдыхай, получай удовольствие.
– Кинем кости – кому платить? – сказал он.
– Прекрасно, – сказал Игнасио. – Вы и
начинайте.
Томас Хадсон метнул, выбросил трех королей и остался в
выигрыше.
Выиграть было приятно. Не то чтобы коктейль стал вкуснее от
этого, но выбросить сразу трех королей было очень приятно, и он с удовольствием
выиграл у Игнасио Натеры Ревельо, потому что Игнасио был сноб и зануда, а
возможность выиграть у него придавала ему какую-то долю полезности и значения.
– Теперь кинем на следующую порцию, – сказал
Игнасио Натера Ревельо.
Он из тех снобов и зануд, которых даже за глаза величаешь
всеми тремя именами, подумал Томас Хадсон, так же как в мыслях у тебя он всегда
сноб и зануда. Вроде тех, кто ставит цифру III после своей фамилии. Томас
Хадсон Третий. Томас Хадсон Третий сидит в клозете.
– Вы случайно не тот Игнасио Натера Ревельо, который
Третий?
– Конечно, нет. Что вы, не знаете, как зовут моего
отца?
– Да, правильно. Конечно, знаю.
– И братьев моих знаете. Имя деда вам тоже известно.
Перестаньте валять дурака.
– Постараюсь перестать, – сказал Томас
Хадсон. – Изо всех сил буду стараться.
– Вот и хорошо, – сказал Игнасио Натера
Ревельо. – Вам это только на пользу.
Устремив все свое внимание на предстоящий ход – на самое
трудное, самое блистательное из всего, что он совершит за первую половину
дня, – Игнасио Натера Ревельо щеголевато повел рукой и метнул из стакана
четырех валетов.
– Бедный мой друг, – сказал Томас Хадсон. Он
встряхнул кости в тяжелом кожаном стакане и с нежностью прислушался к их
стуку. – Милые, симпатичные косточки. Такие они добротные, такие аппетитные, –
сказал он.
– Ну, давайте, хватит дурить.
Томас Хадсон метнул на слегка влажную стойку трех королей и
две десятки.
– Хотите пари?
– Мы и так на пари играем, – сказал Игнасио Натера
Ревельо. – Ну, за чей счет вторая порция?
Томас Хадсон любовно встряхнул кости и метнул даму и валета.
– А сейчас – идем на пари?
– Уж очень вам везет.
– Ладно. Тогда беру коктейлями.
Он метнул короля и туза, которые степенно, гордо выкатились
из стакана.
– Вот везет бродяге!
– Еще раз двойной замороженный дайкири без сахара и что
закажет Игнасио, – сказал Томас Хадсон. Игнасио начинал нравиться
ему. – Слушайте, Игнасио, – сказал он. – Я первый раз вижу,
чтобы на мир смотрели сквозь зеленые очки. Сквозь розовые – да. Сквозь зеленые
– нет. Вам не кажется, будто все какое-то травянистое? И будто вы на лужайке? У
вас не бывает такого ощущения, будто вас выпустили попастись?
– Зеленый цвет самый полезный – глаза отдыхают. Это
доказано крупнейшими окулистами.
– А вы знаетесь с крупнейшими окулистами? Буйный,
верно, народ.
