– Я так и знала, и я потому тебя и люблю. Но мне
любопытно, и люди расспрашивают меня, и я тревожусь.
– Любопытно – это куда ни шло, – сказал он. –
А тревожиться незачем. Хотя, по пословице, любопытство кошку сгубило. У меня
есть кошка, и она очень любопытна. – Он вспомнил Бойза и продолжал: – А
тревоги губят дельцов, даже в полном расцвете сил. Мне за тебя не нужно
тревожиться?
– Только как за актрису. И то не очень. Еще всего две
минуты. Здесь красиво, мне нравится. А можно, мы позавтракаем в постели?
– А вдруг потом нас сморит сон?
– Ну и пусть, это не страшно. Лишь бы только я не
упустила самолет.
Машина теперь круто взбиралась вверх по старой булыжной
дороге, обсаженной большими деревьями.
– А ты ничего не боишься упустить?
– Только тебя, – сказал он.
– Нет, а в смысле обязанностей.
– Разве я похож на человека, у которого есть
обязанности?
– Кто тебя знает. Ты превосходный актер. Хуже никогда
не видала. Милый ты мой, сумасшедший, я тебя так люблю, – сказала
она, – Я пересмотрела тебя во всех твоих главных ролях. Больше всего ты
мне нравился в роли Верного Мужа, она у тебя очень искренне получалась.
Помнишь, например, у «Рица» в Париже?
– Да, там роль Верного Мужа особенно удавалась
мне, – сказал он. – Как Гаррику в Олд-Бейли.
– Ты что-то путаешь, – сказала она. –
По-моему, лучше всего ты играл эту роль на «Нормандии».
– Когда ее сожгли, я неделю ни о чем думать не мог.
– Тебе случалось и побивать этот рекорд.
– Да, – сказал он.
Машина остановилась, и шофер вышел отпереть ворота.
– Так вот где мы живем.
– Да. На самом верху. Извини, дорога в ужасном
состоянии.
Машина еще немного поднялась в гору, поросшую деревьями
манго и отцветающими уже фламбоянами, обогнула загон для скота и выехала на
круглую подъездную аллею. Он отворил дверцу, и она ступила на землю, будто
великодушно и щедро одаривая ее своим прикосновением.
Она взглянула на дом, увидела раскрытые окна спальни. Окна
были большие и почему-то напомнили ей «Нормандию».
– Пропущу самолет, – сказала она. – Могу я
заболеть в конце концов? Болеют же другие женщины.
– У меня есть два знакомых врача, которые под присягой
подтвердят, что ты больна.
– Чудесно, – сказала она, уже поднимаясь по
лестнице. – Но нам не придется для этого приглашать их к обеду?
– Нет, – сказал он и распахнул перед ней
двери. – Я с ними сговорюсь по телефону и пошлю шофера за свидетельством.
– Решено, – сказала она. – Я больна. И пусть
на этот раз войска развлекаются сами.
– Ты все равно улетишь.
– Нет. Я буду развлекать тебя. Наверно, тебя давно уже
никто как следует не развлекал.
– Да.
– И меня – да. Как правильно в этом случае – «да» или
«нет»?
– Не знаю. – Он крепко сжал ее и заглянул ей в
глаза, потом отвел взгляд в сторону. Они стояли у входа в большую спальню, и он
толчком отворил дверь. – Пожалуй, «нет», – сказала он задумчиво.
Окна были распахнуты настежь, по комнате гулял ветер, но
сейчас, при солнце, это даже было приятно.
– Совсем как на «Нормандии». Ты это нарочно для меня
сделал, чтоб было похоже на «Нормандию»?
– Конечно, дорогая, – солгал он. – А ты как
думала?
– Ох и лгун же ты, хуже меня.
– Где уж мне до тебя.
– Лгать не нужно. Просто притворимся, что ты это сделал
для меня.
– Для тебя, – сказал он. – Только ты
выглядела немного иначе.
– А покрепче обнять человека ты не можешь?
– Не поломав ему костей – нет, – сказал он. И
добавил: – Во всяком случае, стоя.
– А кто сказал, что мы непременно должны стоять?
– Не я, – сказал он и, подхватив ее на руки, понес
к постели. – Дай только закрою жалюзи. Я ничего не имею против того, чтобы
ты развлекала армию. Но для развлечения слуг в кухне имеется радио. Мы им не
нужны.
– Иди скорее, – сказала она.
– Иду.
– Вспомни все, чему я тебя учила когда-то.
– Я и так помню.
– Не всегда.
– Ну вот, – сказал он. – Когда мы с ним
познакомились?
– Мы просто встретились. Ты разве не помнишь?
– Слушай, давай лучше не будем ничего вспоминать и не
будем разговаривать, не будем, не будем, не будем.
Немного спустя она сказала:
– Даже на «Нормандии» людям иногда хотелось есть.
– Сейчас вызову стюарда.
– Но ведь этот стюард не знает нас.
– Так узнает.
– Нет. Лучше выйдем отсюда, я хочу посмотреть дом. Что
ты написал за последнее время?
– Что, что. Ничего.
– У тебя разве нет свободного времени?
– Как это свободного?
– Ну, когда ты на берегу.
– Что это значит «на берегу»?
– Том, – сказала она. Они дошли до большой комнаты
и уселись в глубокие старые кресла, и она сняла туфли, чтобы ощутить под ногами
циновку, устилавшую пол. А потом свернулась в кресле клубочком, распушив свои
волосы ему в угоду и потому что она знала, как это на него действует, и теперь
при каждом движении ее головы они колыхались тяжелой шелковистой массой.
– А, чтоб тебя, – сказал он. – Милая, –
добавил он.
– Я уже привыкла к твоим проклятиям, – сказала
она.
– Не будем об этом говорить.
– Зачем ты на ней женился, Том?
– Потому что ты была влюблена.
– Причина не слишком основательная.
– Никто этого и не утверждал. Я-то во всяком случае. Но
может быть, мы не будем обсуждать мои старые ошибки, в которых я уже раскаялся?
– Если захочу, будем.
