Книга Бабл-гам, страница 24. Автор книги Лолита Пий

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бабл-гам»

Cтраница 24

Алло?

Вы Манон?

— Да!

Здравствуйте, это говорят из агентства «Вэнити».

— …

Я не помешала?

Нет…

Гм… Не могли бы вы в ближайший понедельник приехать на пробы?

Кто вам поручил мне позвонить? Жорж?

Нет, мадемуазель, Жорж у нас больше не работает. У агентства теперь другой владелец.

Правда? И давно?

Смущенное покашливание.

Со вчерашнего дня.

А как вы узнали мой телефон?

Я же говорю, нам вас рекомендовали.

Но кто?

В понедельник, в одиннадцать, в агентстве?

Кто вам меня рекомендовал? Не понимаю, кто мог вам меня рекомендовать?

В понедельник, в одиннадцать?

Да. Да, в понедельник, в одиннадцать. Но ответьте. Кто вам сказал… кто вам меня рекомендовал?

Конечно… человек, который желает вам добра.

И повесила трубку. Я обернулась к Дереку, он уставился на мой телефон, который я уронила на пол.

Дерек? У меня в понедельник пробы, в «Вэнити».

Честное слово, надо… надо мне купить тебе новый мобильник.

Звонила какая-то странная девица.

Потому что этот — что-то невозможное.

Я его подобрала под банкеткой, в ресторане.

Кто бы сомневался, цыпочка.

Думаешь, я стану моделью?

Дерек не отвечает, отводит глаза. Молчит до тех пор, пока молчание не становится настолько тягостным, что ему ничего не остается, как его прервать.

Сколько гостиничных счетов можно будет подписать,произнес он, сопровождая свои слова жестом.

Тебе плевать?

Мартин Скорсезе смотрел больше двадцати тысяч фильмов, представляешь?

Я замолчала.


В следующий понедельник я отправилась в «Вэнити», прошла пробы, и все обращались со мной почтительно и даже как будто с опаской. Потом все покатилось очень быстро, я еще композитку не получила, а уже снялась в ролике и в двух рекламных кампаниях. Мы только и делали, что путешествовали, по работе Дерека или в отпуск Дерека, Дереку без конца требовался отпуск, и куда бы я ни приезжала, там всякий раз находился кто-то, кто хотел бы со мной работать. За несколько недель мой график оказался расписан на год вперед, а все города мира покрылись моими портретами в три четверти. Я стала изрядно выпивать, чтобы выдержать этот ритм. Меня узнавали на улице. Сначала это меня трогало. Потом начало утомлять. Сейчас я от этого просто заболеваю. А Дереку все равно. Ему вообще все все равно. Однако он очень заботился обо мне. Давал мои контракты на визу своим адвокатам, а потом у меня появились свои адвокаты. Давал мне советы, пока я не научилась обходиться без его советов. Советы он давал примерно такие: «В конце концов ты сыграешь в ящик, как все, но никогда не забывай, что на тебя смотрят». Не знаю почему, но он запрещал мне общаться с другими моделями. Он питал какое-то странное отвращение к моделям, и я спрашивала, какого черта он тогда делает со мной. Он не отвечал. Мне нельзя было даже разговаривать с другими девушками. И с моделями-мужчинами тоже. Он ездил со мной на съемки каждый раз, когда позволяло время, стоял под дверью в своем вечном черном плаще, с поднятым воротником — из-за вентиляторов,руки в карманах, и ему явно до смерти хотелось сбежать. И все-таки он стоял, в своей дурацкой кепочке, натянутой на уши. В то время он беспрерывно слушал The Gathering и мог говорить о них часами, «ах, какое чередование то мучительной, то возвышенной печали». Просто больной. Я говорила ему, что постоянно ходить с плеером в ушах антиобщественно. Он отвечал, что это позволяет ему не слышать адского количества глупостей, что он предпочитает иметь дело с реальностью преображенной и в любом случае умеет читать по губам, «цыпочка». Я намекала, чтобы он себе его куда-нибудь вживил, будет не так явно. Он отвечал, что ему уже приходила такая мысль, но, к счастью, есть еще вещи, которые он не может купить. Я спросила, неужели это так дорого. Он усмехнулся: нет, цыпочка, просто такое не делают. А потом пробормотал что-то касательно своей самоубийцы. Жюли, с которой он провел такие потрясающие минуты, они сидели рядом, оба в наушниках, обмениваясь музыкальными поцелуями. Кажется, именно тогда я начала его ненавидеть. В последний раз, когда мы были в Нью-Йорке, я прогнала его из своей постели, но его это не слишком взволновало. Я все спрашивала себя, на кой черт я ему нужна, я с ума сходила. И еще я спрашивала себя, почему, дьявол его побери, почему, если я нужна ему как дырка в голове, он не может хоть на минуту оставить меня одну. Он ездил со мной на все деловые встречи, на все съемки, я требовала, чтобы его выставили вон, но никто не хотел выставлять его вон. Он ездил со мной по магазинам, а когда ему действительно надоедало, или когда надо было идти работать боссом — Дерек, боссом!или когда он уезжал кататься верхом на свой конный завод в Нормандии, он подсылал Мирко или шофера, и этот кретин Мирко с утра до вечера ходил за мной хвостом, и включал в своей тачке русские песни, и орал «Калинкакалинка-калинкамая», и хлопал в ладоши, и убавлял звук разве что затем, чтобы доставать меня историями о первых «боях без правил», когда он был молодой и сильный, и еще не было запрещенных приемов, и можно было бить даже по яйцам и в спину, и о том, как однажды он сожрал ухо у борца сумо, откусил, прожевал, проглотил, переварил, стоит ли удивляться, что от этого каннибала в роли телохранителя у меня ехала крыша.

А потом, в один прекрасный день, моя букерша вдруг сбежала. Мы сидели у нее в офисе, она рассказывала про новый фильм Каренина, экранизацию пьесы Чехова — я понятия не имела, кто такой этот Чехов,в главной мужской роли он видел Эдриана Броуди, в общем, высокоинтеллектуальный проект, что-то вроде «театра в театре», и режиссер думал обо мне с тех пор, как появилась эта реклама имбирной кока-колы — первый порноролик, его так и не пустили в прокат,тридцать секунд знойного секса с Вернером при лунном свете, на земле, а кругом непролазная глушь, русская тундра, и гениальный слоган: «Имбирная кола: чего вы жаждете?» Скандал. Соблазн. Каренин любит скандалы. В общем, так говорила букерша, и поскольку он любит скандалы, соблазны и тех, через кого они приходят, он писал сценарий по пьесе с моей фотографией на рабочем столе компьютера, и тут у меня навернулись слезы, потому что хоть я и стала девкой, настоящей девкой, испорченной и одержимой звездной болезнью, кино было моей главной мечтой, действительно единственной моей мечтой, и вот она скоро осуществится, и я по-настоящему расплакалась от счастья, и она расплакалась тоже, и сказала, что больше не может, что это уж слишком, это выше ее сил, и выскочила из офиса. Я была в недоумении, и Дерек тоже. Я сказала, что не понимаю, что на нее нашло. Дерек ответил, что она, наверно, сама тоже хочет сниматься в кино, но, на ее беду, эта сфера более или менее закрыта для толстух, а может, она беременна. Назавтра она уволилась, я получила роль, и мною занималась уже другая букерша. По голосу я узнала ту девицу, что звонила мне полгода назад и приглашала в «Вэнити» на пробы. Но я, видимо, обозналась, потому что, по ее словам, это была не она. Да и вообще я не понимала кучу вещей, иногда мне казалось, что я сошла с ума или у меня шизофрения, и Дерек отправил меня к своему психиатру, а тот прописал мне антидепрессанты и снотворное, настоятельно посоветовав не мешать их с алкоголем или кокаином. А потом были съемки фильма «Чайка». Мою героиню звали Нина, и она хотела стать актрисой. Съемки шли в одних и тех же декорациях, на одной площадке, где-то в недрах студий «Чинечитта». Гениальный декоратор по имени Чарли — о нем все говорили, но никто никогда не видел — воссоздал русскую усадьбу конца XIX века. Когда Дерек в первый раз увидел декорации, он прослезился. Продюсировал фильм он сам. Съемочная группа была небольшая, и по-французски не говорил никто, кроме Дерека и Эдриана Броуди, а с ним Каренин запретил мне общаться во время перерывов, чтобы не выходить из роли. В принципе, разговаривать нам было особо не о чем. Каренин был законченный псих. Из тех вечно терзающихся звездных режиссеров, что смотрят на актера как на вещь и моделируют ему душу и тело кувалдой. Я полтора месяца не мыла голову. Носила дырявые туфли. «Чехов был бы доволен», — постоянно твердил Каренин. Эдриана он называл не иначе как Константин, и вся группа тоже называла его Константин, по имени персонажа. Но меня называли Манон, и мне хотелось верить, что это привилегия.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация