Лайла отложила блокнот и взяла распечатку с веб-сайта исторического общества колледжа Сент-Джонс, сделанную накануне. «В своем глубоком и, как всегда, ярком выступлении профессор Топпинг рассказал собравшейся публике, как в ходе своей работы с архивами инквизиции он обнаружил неожиданную связь между легендарным сокровищем катаров и так называемой „тайной Кастельомбра“».
Чем больше Лайла читала отчет о докладе, тем сильнее убеждалась, что никто, кроме Топпинга, ей не поможет. Именно с ним необходимо поговорить (и поговорить напрямую!), чтобы сдвинуться с мели, на которую она прочно села после бессонных ночей, проведенных в Интернете.
– Ни за что, – бурчала Лайла, вспомнив слова секретаря о том, что единственно верный способ проконсультироваться с Топпингом – это прийти к нему на работу. – Да пропади оно пропадом!
Впрочем, сказав эти слова, она отложила распечатки и стала искать в адресной книжке телефон своего турагента Салима.
Иерусалим
Вернувшись в отделение, Бен-Рой первым делом глотнул водки из фляжки и уставился на мерцающий в экране компьютера текст. Арие выполнил все, что от него требовалось: опросил старушку с Охр Ха-Хаим; позвонил в «Кфар Шаул» и выяснил, что брат Шлегель жив, хотя и пребывает в «крайне неустойчивом» состоянии; даже подтвердил, что Шлегель работала в архивном отделе «Яд Вашема». Да, теоретически он мог бы копнуть и глубже, но с какой стати? Этот Хедива же просил «некоторые сведения о покойной» – вот он их и получит, и с него, Бен-Роя, взятки гладки.
Полицейский набил еще пару строк, пробежал курсором вверх по странице и собрался послать отчет назойливому египтянину. И все было бы на этом закончено, если бы… если бы не сгоревшая квартира. Сколько Арие ни силился, он не мог выкинуть ее из головы. Зачем арабским пацанам пробираться в еврейский квартал, лезть по водосточной трубе ради того, чтобы сжечь дотла квартиру пожилой безобидной женщины? Он не мог найти объяснения. Ему были хорошо знакомы арабские воры и хулиганы, и этот случай явно выбивался из ряда обычных преступлений.
Зуд. Снова, как и раньше, он чувствовал этот зуд. «Разница между хорошим копом и великим копом, Арие, – наставлял его в свое время старый полковник Леви, – состоит в том, что хороший коп приходит к выводу, будто в деле что-то не так, опираясь на факты и логику. А великий коп это чувствует , еще не зная фактов. Инстинкт, как у собаки, понимаешь? Зуд в печенке – вот в чем разница».
И правда, этот зуд, не дававший ему заснуть, преследовавший дома и на работе, всегда выводил его на верный путь, даже вопреки мнению коллег и свидетельствам очевидцев. Так было с делом мошенника Рехевота, когда все как один уверяли Арие, что он бредет в пустоту, пока компьютерный спец не откопал заброшенные файлы, которые доказывали правоту Бен-Роя. Так было и с делом переселенца Шапиро, когда все свидетели указывали на арабского паренька, и лишь Арие был уверен, что мальчишка невиновен. Ему здорово досталось тогда от начальства, но он не переставал круглые сутки перечитывать протоколы, и наконец справедливость восторжествовала: в подвале дома раввина был найден топор. «Я горжусь тобой, Арие, – сказал ему полковник Леви, зачитывая похвальную грамоту за выдающиеся успехи. – Ты великий коп. И станешь еще лучше, если всегда будешь доверять своему шестому чувству».
Стоит ли говорить, что год назад Бен-Рой перестал следовать совету наставника? Работа стала механическим исполнением обязанностей; былая страсть, огонь в глазах, стремление во чтобы то ни стало докопаться до самой глубины, как у Аль Пачино в его любимом фильме, – все пропало. И даже зуд исчез.
До этого самого дня. Сейчас Арие почувствовал такой зуд, какой редко бывал у него и прежде, в славные моменты молодости. Он пытался забыть о деле, но страшный зуд буквально сжигал его изнутри. Бен-Рой ощущал всем телом, что в деле Шлегель есть какая-то загвоздка. Арабские дети, пробирающиеся в еврейский квартал, чтобы спалить квартиру неприметной женщины? Нет, здесь явно не хватало какого-то звена…
– Будь ты проклят, Хедива! – процедил взбешенный Бен-Рой. – Будь ты проклят, чертова египетская скотина!
Арие мялся еще пару минут, стараясь отделаться от мысли, что ему надо поглубже покопаться в деле Шлегель, – так не хотелось помогать египетскому следователю. Наконец, не в силах сдержать неимоверный зуд по всему телу, Бен-Рой схватил трубку телефона и резкими движениями набрал цифры вызываемого номера.
– Слушай, Фельдман, мне нужны материалы дела о поджоге пятнадцатилетней давности. Что? Не твоего собачьего ума дело! Тебя разве не учили неукоснительно выполнять приказы старших по званию? Давай, найди мне эту папку, да поживей!
Досье искали почти два часа. Невесть какими судьбами его занесло в участок Мория, в другом конце города. Когда же взмыленный от быстрой езды на велосипеде курьер все-таки принес папку, Бен-Рой заперся в кабинете, уселся за рабочий стол и начал жадно читать, периодически глотая из фляжки.
Первое, что бросилось ему в глаза, было несовпадение даты и времени поджога с тем, что рассказала госпожа Вейнберг. По ее словам, поджог случился через день или два после убийства Ханны Шлегель; однако, согласно записям в досье, квартира сгорела в тот же самый роковой день – возможно, лишь пару часов спустя после убийства. Поразительное совпадение, которое заставило бы задуматься даже самого неопытного следователя.
К огромному разочарованию Бен-Роя, никаких улик, которые могли бы хоть как-то прояснять параллельность совершения двух преступлений, в досье не нашлось. Помимо показаний соседей по дому, в том числе и госпожи Вейнберг, а также фотографий сожженной квартиры, к досье были прикреплены протоколы ареста трех арабских детей, задержанных по обвинению в умышленном поджоге. Старшие были признаны виновными и получили по восемнадцать месяцев колонии для несовершеннолетних; младший (в протоколах мелькало лишь его первое имя – Ани) был отпущен по причине малолетства – ему было всего семь лет, – а также из-за отсутствия улик.
Почему они подожгли именно эту квартиру, в один день с убийством проживавшей в ней женщины? Мальчишки, точно сговорившись, отвечали на этот вопрос одинаково: «Чтобы вам нагадить!» – и ведший допрос следователь, по всей видимости, счел такой ответ исчерпывающим.
Бен-Рой дважды перечитал записи, затем откинул назад голову и вылил в себя остатки водки из фляжки. Было очевидно, что в этом деле ничего не сходится. Зуд под кожей не ослабевал, а только усиливался. Самым мучительным был вопрос: можно ли еще что-то сделать? Квартиру сожгли пятнадцать лет назад, все улики утеряны, а злоумышленники сменили либо адреса, либо фамилии, а скорее всего – и то и другое. Пришлось бы потратить месяцы, чтобы это перепроверить, и ради кого? Ради какого-то паршивого египетского ублюдка?
– Зооби!
[64]
– пробормотал Бен-Рой. – Черт с ним, с этим зудом, все равно ничего здесь не выудишь.
Он закрыл папку, швырнул ее на стол и набрал номер архива участка Мория. Хотел сказать, что досье ему больше не нужно, но в этот момент заметил мелкую, почти выцветшую, надпись на обороте папки. Арие подвинул папку ближе и нагнулся. С большим трудом разобрал беглый, неровный почерк: «Ани – Хани аль-Хаджар Хани-Джамаль. Род. 11.02.83, лагерь аль-Амари».
