Обеспокоенный шепот, на фоне которого снова берет слово Джебер:
— Профессор Ферентину, вы сказали «финальный фрагмент мозаики», но представили нам лишь несколько неподтвержденных и несвязанных событий. Я не вижу, как отсюда вы вывели теорию о том, что ЕЭС угрожает нанотерроризм.
— Я уверен в этом, — говорит Георгиос. — Что касается доказательств, то тут придется поверить мне на слово. А теперь я объясню, как сюда вписываются вышеописанные события. В Стамбуле действует террористическая ячейка, которая разрабатывает нанотехнологическое оружие. Они организовали атаку на трамвай, это был эксперимент. Они выбрали среди пострадавших нескольких человек, чтобы наблюдать за симптомами, которые вызовут их нановещества. Они видят, что все прошло по плану, и теперь собираются провести полномасштабную атаку. Террористы введут нановещества в газ в Кайишдаги, откуда по газопроводу они разнесутся по всей Европе.
— Для этого им потребуются репликаторы, — перебивает его Юсуф Йилмаз, журналист из «Джумхуриет», который пишет о новых технологиях.
— Да, я уверен, думаю, что репликация происходит в углеводороде. Ключевое слово — газ.
— Ну если они наблюдали за господином Хасгюлером, зачем было похищать его? — спрашивает Джебер.
Салтук уже в ярости, он перекатывает ручку между пальцами, теребит отслоившийся кусочек шпона на столешнице и постоянно стучит ногой — маленькие признаки сдержанной агрессии.
— Слежка провалилась. Робот случайно сломался, именно благодаря этому я и смог отследить его происхождение в Кайишдаги.
— Это серьезные подозрения, профессор, — говорит Джебер. Он упорно подвергает сомнению теорию Георгиоса, но вообще-то он прав. — Почему вы не пошли в полицию?
— Мой помощник — сын соседей. У него есть техническая база. Но ему всего девять лет, я не хотел бы подвергать его опасности.
Участники группы понимают и невысказанный страх — он не хочет привлекать внимание к собственной персоне.
— Я считаю, был и еще один мотив похитить господина Хасгюлера. Они хотели удостовериться, какова природа видений, — это просто галлюцинации или источником является глубинное религиозное рвение.
— А можно отсюда поподробнее, профессор Ферентину, — просит Джебер, хотя вся комната уже знает ответ.
— Конечно. Я считаю, что террористы поставили перед собой цель — обратить в свою веру значительную часть населения Восточной и Центральной Европы.
— Чушь, — Огюн Салтук буквально выплевывает это слово, сгусток ярости. — Сущий вздор. Репликаторы в газе, террористические ячейки, нанотехнологический джихад, это даже не теории, не полет фантазии, это настоящая научная фантастика. — Единственный присутствующий на собрании писатель-фантаст вскидывает голову и шепчет: «Я бы попросил!» — но Салтук уже завелся, он плевать хотел на личности. — Нет, нет и еще раз нет, не пойдет. Я хочу, чтобы заявление профессора Ферентину, все ответы и вопросы были удалены из протоколов собрания.
— Почему? — спрашивает Джебер. — Во-первых, теория профессора Ферентину идеально соответствует целям нашей встречи. Во-вторых, он представил доказательство преступления — похищение господина Хасгюлера. В-третьих, если все так, как говорит профессор, то важно, чтобы полиция и силы безопасности немедленно начали расследование.
— Вы просили полет фантазии, — добавил Юсуф Йилмаз. — Вы его получили. Что не так? Все довольно стройно с учетом свидетельств.
Салтук перестал прикусывать губу, теперь у него дергается щека.
— Свидетельств? Вряд ли можно доверять девятилетнему пацану. Есть полет фантазии, а есть глупые бредни. Мы требуем точности, это же не игра «соедини точки — и увидишь лицо». Нет, я не могу допустить этого, поскольку профессор Ферентину совершил смертный грех, сделав слишком смелые выводы из недостаточных данных.
Ага, заговорил о смертном грехе, думает Ферентину, но это ты совершил его, Огюн Салтук. Ты настроил против себя собственных экспертов. А если прибавить к первой ошибке вторую, фатальную, — вы не понимаете, о чем я, а аудитория понимает, и я тоже понимаю, в итоге эта гремучая смесь убьет вас.
— Вы говорите о недостаточных данных, — говорит Георгиос, его руки теперь уже перестали дрожать, голос тверд и звонок. — Не лучше ли сказать «минимальных»?
— Что? — Салтук понимает, что происходит, но уже ничего не может исправить.
— Я говорю о когнитивном скачке, о теории, согласно которой наш разум, работая с минимальной информацией, может совершать скачки интуиции, достигая куда большего, чем при целенаправленном мышлении. Теория звучит так, если я правильно помню. Богатая и полная экология информации, когда одни данные не затмевают другие, не в этом ли теория?
Огюн Салтук теряет дар речи. Когнитивный скачок. Его только что ткнули носом в то, что он не понимает собственную теорию.
— Как называется ваша книга, профессор Салтук? — спрашивает Георгиос Ферентину. Десять лет он ждал этого момента, и в итоге вышло довольно жалкое зрелище — видеть кого-то уничтоженным публично. Но Георгиос насладится этим по полной, насладится каждым звуком. Никто не умеет так мстить, как греки.
— «Большой скачок», — отвечает Салтук. К чести сказать, отвечает громко и четко, но его лицо становится белым как мел.
— «Когда незнание действительно во благо», — заканчивает за него Георгиос Ферентину.
Салтук бормочет что-то о том, что они превысили лимит времени, быстро объявляет очередной кофе-брейк, чтобы хоть как-то восстановить самообладание, но все понимают, что с ним покончено, и группе «Кадикей» тоже конец. Все присутствующие спонтанно разбились на маленькие кучки, обсуждают нано, анализируют «большой скачок» Георгиоса, споря о нейрохимии веры. Огюн Салтук стоит в одиночестве у окна, отделенный от окружающих сворой сотрудников МИТ. Георгиосу тут делать нечего. Он потихоньку ушел бы, но на верхней площадке лестницы в псевдостиле «рококо» его перехватывает Эмрах Бескардес.
— Хотели улизнуть втихаря?
— Не думаю, что я могу внести какой-то вклад, — говорит Георгиос.
— Я рад, что, когда дело доходит до нескрываемой агрессии, люди круче, чем грачи.
Георгиос краснеет:
— Нет, мне не стоило этого делать. Я наговорил лишнего, позволив злости взять верх. Я был жесток.
— Я был рад провести в вашей компании эти несколько дней, за которые мне слишком много заплатили при минимуме работы, в вашей компании, профессор Ферентину. Я узнал кое-что новое. — Бескардес пожимает руку Георгиосу. — Надо почитать ваши работы.
— Это экономика, мрачная наука. Вон мой водитель. Был рад познакомиться с вами, доктор Бескардес. Никогда не смотрел на ворон под таким углом.
— Не спускайте глаз с этих ворон, — кричит ему вслед Бескардес с блестящей лестницы. — Они еще те сволочи.
— Джинны говорят мне, что ты занимался наноинженерией, — говорит Недждет Здоровяку.
