— Из глины, говоришь?
— Из глины, ну или из камня, типа того американского супергероя, который был сделан из камня. — Недждет решает не упоминать глаза, которые расположены между пальцами.
— А, ты говоришь о персонаже комиксов Бенджамине Гриме
[63]
по прозвищу Существо. Понимаешь, есть и другая интерпретация, якобы карин скорее порождения глины, а не огня, и они сидят у человека на плече, как ангелы или демоны.
— Оно барабанит пальцами по твоему плечу.
Теперь Мустафа роняет чашку с кофе на серый ковер.
Вытерев лужу, он бредет между рядов пыльных компьютеров к тому месту, где сидит Недждет, лениво читающий сайт со сплетнями.
— Оно все еще там? Ну, эта штука на моем плече.
Недждету не хочется рассказывать Мустафе, что конкретно сидит у него на плече, а потому он отвечает односложно:
— Ага.
Мустафа пододвигает стул из соседнего отсека.
— Мне это интересно. Мне неприятно это говорить, поскольку я рационалист, современный европеец и современный турок, но, похоже, мы переживаем новую эру ментального рецидивизма. Любому действию должно найтись адекватное противодействие, и не только в физическом мире, но и в духовном. Стоило только нам избавиться от репутации «больного человека Европы»,
[64]
вечных варваров, как оказалось, что самая примитивная и суеверная из анатолийских народных религий поднимает голову в наших городах. Джинны, шейхи, уличные кади, дервиши и все такое прочее. Действие и противодействие. Целая туча всяких глупостей. Какая-то исламистка взрывает себя в трамвае, ты начинаешь видеть джиннов на сушилке для рук, встречаешь карин у порога и обнаруживаешь руку Бена Гримма у меня на плече. Я не знаю, как это работает, это скорее всего какие-то посттравматические галлюцинации, но скажу тебе не таясь — если беременная девчонка начнет болтать, половина соседей притащится к тебе за молитвами, чтениями из Корана и лечением. Конца не будет. Твой брат сколько угодно может рассказывать, что хочет нести людям чистый, свежий современный ислам, как и суфии старой школы, но если ты спросишь меня, то я отвечу, что никогда еще имам, ну, или в вашем случае кади не мог устоять перед легкими деньгами. Здесь можно подзаработать, единственное, что требуется, — правильный маркетинг. Хороший такой, креативный маркетинг с далеко идущими планами. Инвестиционная структура. Чтобы ты выбрался из этой дыры и зажил нормальной жизнью.
— Говоря «маркетинг», ты имеешь в виду себя.
— Ммм, да.
— Ты руководишь Центром спасения бизнеса, который никто никогда не использовал.
— Да, но с фантазией.
Этого Недждет не может отрицать. Спа, где рыбки лечат американцев от псориаза, турецкие розы, новый суперпродукт — лесные орехи для здоровья и счастья, личные пещеры в Каппадокии, ну и из последнего городской гольф — все это бизнес-проекты Мустафы. Фантазии.
Мустафа идет сделать утренний звонок жвачной Сьюзан. Поступает распоряжение выключить кондиционеры. Цены на газ подскочили. Мустафа рассудительно замечает, что центру кондиционеры необходимы из-за тепла, которое выделяют сотни компьютеров. Давайте выключим компьютеры и одним махом решим проблему с ценами на газ. Простая идея. Гениальная идея.
Недждета внезапно охватывает паника, в голове с шумом и ревом начинается оползень: все эти места и лица из прошлого ускользают от него, обрушиваются, сталкиваются, перемалывают друг друга, сжимаясь, пока не становятся лишь облаками пыли, которые вздымаются по обе стороны. Недждет снова смотрит на Мустафу, который жарко спорит на экране со жвачной Сьюзан, и узнает его. Где-то за пределами подземелья Исмет Недждет видит его лицо, слышит голос и произносит имя. Он знает, что есть и другие, братья по тарикату, которые приходят во вторник днем, чтобы обсуждать новые законы Корана и Хадиса, но не видит их лиц и не слышит имен. Разве в трамвае не должно было быть женщины, той, у которой оторвало голову? Недждет видел ее как некий образ, парящий перед ним, пока он пытался пробраться сквозь толпу, пока полиция не начала задавать вопросы, на которые он не хочет отвечать; должно быть, это было только вчера, но лицо, место, время, даже гулкий звук взрыва, когда детонирует ожерелье из взрывчатки, затуманены, став воспоминаниями воспоминаний. Почему он так испугался полиции? До того, как Исмет пустил его в пыльный подвал под домом дервиша, что он такого натворил, где он был? Недждет не помнит. Его воспоминания — это вихрь джиннов.
Паника нарастает, становясь абсолютной, невнятной, парализующей, это паника полной потери и совершенной беспомощности. Затем Недждет слышит, как кто-то играет на флейте. Он разворачивается на вращающемся стуле, чтобы найти источник звука. Джинны летят по воздуху, словно дым или вода, утекающая по невидимому каналу. Джинны постоянно меняют размер и форму, от пылинок до птиц, от каких-то суетливых существ до шлейфов трепещущего серебряного огня. Это создания из потустороннего мира, но очень даже живые. Недждет знает, что ему надо идти следом. Мустафа, все еще поглощенный спором со Сьюзан, не обращает внимания, когда Недждет выскальзывает из своего закутка и идет по течению джиннов.
Поток джиннов проскальзывает под дверь подсобки. Разумеется. Джинны кружатся в водовороте вокруг веников и швабр, ведер и совков для мусора, прижавшегося к земле цилиндра робота для полировки пола, который не работает с тех пор, как Мустафа попытался превратить его в автоматический коктейль-бар. Снова под дверь к счетчикам электроэнергии и щиткам. Энергия, которая здесь содержится, будоражит джиннов, они кипят и растворяются, переходя из газообразного состояния в жидкое, и жидкость течет и струится серебряным ручейком, но Недждет осторожно следует за ним к решетке вентиляции в нижней части стены. Бесплотная жидкость просачивается сквозь сетку. Все это время играет флейта.
Решетка закреплена на пластиковых заклепках, дешевых, как и все здесь, они поддаются с первого же раза. Недждет просовывает голову и плечи в темный проход. Ощущается холодный сквозняк с запахом старого камня и подземелья. Река джиннов течет мимо него. Ощущение такое, словно по его телу скользит кошачья шкурка. Это захватывающе, потрясающе, и единственное, что Недждету остается, — ползти вперед. Лампочки мерцают и загораются, а Недждет оказывается в сервисной шахте вентиляции высотой в человеческий рост, опутанной шнурами, кабелями, трубкам и проводами. Шахта неуклонно спускается вниз, запах застарелой земли и еще более древней влажности становится все сильнее, а конденсат поблескивает на стенах и капает с труб. Здесь холодно. Джинны пенятся и огибают его ноги, как пороги реки. В конце туннеля есть дверь, джинны протискиваются под нее, словно вода через мельничный лоток. Дверь открывается, стоит ему прикоснуться. За дверью темнота и пахнет древностью. Недждет закрывает глаза в глубокой тьме, ощущения, куда более интимные, чем зрение, подсказывают ему, что он в месте, принадлежащем другой эпохе. Камень. Капли воды. Движущийся воздух говорит, что над головой купол. Эхо предполагает наличие колонн. Недждет вдруг понимает, что уже какое-то время не слышит флейту. Джинны собираются в лужицу у него под ногами. Фотон за фотоном глаза привыкают к освещению. Он в каменном склепе с колоннами. Точные размеры непонятны, поскольку темнота простирается дальше, чем он может видеть, и по всей длине колонны. Над головой ниши, своды, купола. Это место очень глубокое, очень старое. Теперь он начинает различать предмет, что находится прямо перед ним, — массивный, низкий, украшенный скульптурной работой. Он напоминает фонтан в саду дома дервиша, где Недждет любит сидеть и курить. Воспоминания возвращаются. И в момент узнавания приходит еще одно — какая-то фигура сидит на плите фонтана.
