— Зоология, — шепчет Бескардес и стирает ящерицу, похожую на Салтука.
— Разные дисциплины, разные послужные списки. Вы спросите, а есть ли у нас вообще что-то общее. Я не стану говорить банальные слова о любви к великой стране, но скажу так: она нам небезразлична. Очень даже небезразлична. У каждого по-своему болит душа за эту страну, ее прошлое, настоящее и, да, за ее будущее. Возможно, мы верны каким-то определенным политическим объединениям, но в первую очередь все мы добропорядочные граждане Турции. За пять тысяч лет цивилизации наша история зачастую становилась служанкой географии. Турция расположена четко посередине между Северным полюсом и экватором. Мы — ворота между Плодородным полумесяцем и Европой, между закрытой Центральной Азией и Средиземноморским регионом и Атлантикой. Целые народы и империи то прибывали сюда, то утекали прочь. Даже сегодня шестьдесят процентов европейских газовых поставок идет или под Босфором, или по трубам прямо под нашими ногами. Мы всегда были пупом земли. Но прекрасное по природе своей место окружило нас историческими врагами: русские на севере, арабы на юге, Персия на востоке, а на западе — само Красное яблоко, Европа.
Красное яблоко — миф оттоманского империализма. Когда Мехмет Завоеватель смотрел из-за зубчатых стен своей крепости в Европе на Константинополь, то Красным яблоком был золотистый земной шар на открытой ладони статуи Юстиниана на Ипподроме, символ римского владычества и амбиций. Мехмет ехал через разрушенный Ипподром, по захиревшим улицам умирающей Византии, и Красное яблоко стало самим Римом. Но правда заключается в том, что Красное яблоко всегда оставалось недосягаемым, поскольку клонилось к западу, словно шар заходящего солнца.
— А теперь мы оказались зажатыми между арабской нефтью, русским газом и иранской радиацией и решили, что единственный способ заполучить Красное яблоко — стать его частью.
Фигня, думает Георгиос. Такими россказнями ты не смог бы оскорбить даже интеллект студентов.
— Эту группу создали как неофициальную научную комиссию, которая работала бы параллельно с группой «Хаджетеппе» в Анкаре. Я обсуждал с МИТ идею чисто теоретической работы, но обстоятельства вынудили нас ускориться. Как вы знаете, вчера в трамвае на Бейоглу была взорвана бомба. У нас есть дополнительная информация, которая заставила МИТ повысить уровень угрозы до красного. Я не собираюсь рассказывать, что это конкретно за информация, это не касается работы группы. Вы, может быть, слышали о моей работе, я опубликовал книгу «Большой скачок. Когда незнание действительно во благо?». Нет? Она вышла на английском… Неважно, основной ее посыл заключается в том, что ученые, работая с минимумом информации, могут интуитивно совершать куда большие скачки, чем при целенаправленном мышлении.
Знаю я эту теорию, думает Георгиос Ферентину. Очень хорошо знаю. А ты так же хорошо знаешь вторую часть теории: предпосылкой для креативного скачка является достаточная информационная экология, чтобы одни данные не перевешивали другие. Не нужно предоставлять идеальную информацию, это все из области экономической фантастики, просто пусть пейзаж будет пребывать в равновесии.
— Мы собрали группу самых разных и оригинальных мыслителей Турции. Мы широко раскинули сети, мы стремились к эклектике. Я считаю, что такая разношерстная группа, работая с минимумом информации, может генерировать идеи и интуитивные догадки, какие не по силам группе «Хаджетеппе». Думайте в любом направлении, вам позволено все. Полная свобода мысли. Скажу одно: во время наших сессий не полагайтесь только на свои сильные стороны. Позвольте себе играть, позвольте дать удивить себя.
Но можете расслабиться, поскольку сегодня от вас никакого мыслительного напряжения не потребуется. Это вводное собрание, шанс познакомиться друг с другом и с вашими областями деятельности. Я бы попросил вас не торопиться, остаться и поговорить. Все за счет правительства. — Раздается тихий, но благодарный смешок академиков постарше. — На этой неделе мы проведем четыре собрания. Как вы понимаете, я не могу дать вам с собой никаких документов, но я оставлю вам напоследок одну мысль. Просто поиграйте с ней, покатайте ее в своей голове.
Салтук щелкает пальцами, как телеведущий. А еще он отбелил зубы. Георгиос замечает их идеальный прикус. Эти вставные зубы выглядят ненастоящими и слегка устрашающими. Георгиос понимает, что скрипит своими зубами.
— Не ограничивайте себя, не бойтесь. Одно лишь слово. Газ.
Звонок разносится по торговому залу Озера. Компьютеры вокруг Аднана захлопываются, словно бабочки, складывающие крылышки. Рынок закрывается. Четверть миллиона чистой прибыли, и это на небольшой разнице. Аднан использовал стратегию «железный кондор» в торговле опционами. Это прелюдия к Бирюзовой площадке, стимуляция рынка, чтобы получить наибольшую отдачу от продажи иранского газа. Аднану нравятся опционы, быстрые деньги на краткосрочных продажах, стратегии хеджирования меняются каждую неделю по мере того, как рыночная цена колеблется вокруг цены реализации опциона. Стрэдл и стрэнгл,
[70]
бабочки и железный кондор. Аднан постоянно менял стратегии, предвосхищая движения рынка. Дело не только в газе. Неважно, что продавать, газ, углеродные кредиты или апельсины. Продукт не имеет значения. Во главе угла сделка. Важны торговые сделки, контракты. Есть даже рынки опционов, на которых торгуют луком. Рынок — это деньги в постоянном движении. Рынок — это бесконечное удовольствие.
Когда Аднан вернулся в Каш на своей первой «ауди» и в сшитом на заказ костюме, лодочники на пристани высмеивали его, хозяева баров и ресторанчиков острили, но за язвительными замечаниями и шутками стояло понимание, что можно выбраться из Каша, пробиться в Стамбул и заработать деньги.
Никто не понимал, как именно Аднан зарабатывает эти деньги.
— Ты продаешь то, что тебе даже не принадлежит, чтобы потом купить дешевле, когда цена поползет вниз? — спросил отец Аднана. — Как так можно?
Они сидели в лодке, пришвартованной к причалу. Когда-нибудь Аднан вышел бы на ней в залитую солнцем бирюзовую синеву Средиземного моря, но не сегодня.
— Это называется короткая продажа, — объяснил Аднан. — Это способ защиты инвестиций.
Отец покачал головой и поднял руки, когда Аднан попытался объяснить, что такое финансовые инструменты, опционы и фьючерсы, и что каждый день из рук в руки переходят контракты, в десять раз превышающие объем производства во всем мире.
— Такое впечатление, что вам такие, как мы, не нужны; — сказал отец. — Банки, фонды, компании типа Озера — всем вам нужны только контракты и товары, а реальная экономика вам неинтересна. Она только вам мешает.
— Папа, мы просто продаем и покупаем.
— Я понимаю, понимаю. По крайней мере, когда меня спросят, я хоть смогу объяснить, чем занимается на самом деле мой сын.
Аднан снимает красный пиджак и бросает одному из ассистентов по дороге к выходу. Пиджак пропитан потом. Аднан как-то раз попытался подсчитать, сколько пота он выделяет в торговом зале. Наверное, как футболист за матч, а то и больше. Футболисты играют всего девяносто минут и с перерывом. Они могут носить футболки. Аднан почти всегда обезвожен. Ему нравится это ощущение жара и нервозности, оно хорошо сочетается с наночастицами, а первый стакан воды всегда ударяет по башке, словно молотком.
