— Мой покойный отец командовал нашим черноморским флотом, — говорит Айше.
— Я служил в ВМС. — Красный пожимает плечами, глядя на свой поплавок. — И тоже не знал, куда девать время.
Красный поднимается со стула, чтобы проверить поплавок, сверху с шумом забрасывают грузило, которое плюхается в безжизненную воду. Паром увеличивается в размерах, направляясь к мечети Рюстем-паша.
— То есть это вариант восточной школы, — говорит Айше.
— Это лабиринт, в котором можно потерять всю свою жизнь. Сельма предупредила вас, и я предупреждаю снова. Некоторые потратили годы, а то и жизни целиком на изучение Медового кадавра. Многие были исследователями вроде вас, но сдались, поняв, что если Медового кадавра и найдут, то не благодаря их теориям, а значит, их теории окажутся несостоятельными, а жизнь — потраченной впустую. Стамбульцы могут с легкостью тратить жизни на всякую ерунду, пока не вмешивается реальность. Теории. Никогда не позволяйте подвергнуть вашу теорию вульгарной проверке на практике. Если хотите продолжать поиски, я могу указать вам лишь то же самое направление, что и всем остальным, дальше дело за вами. У меня есть только истории, а может, этого и достаточно. Потребуется колоссальная творческая работа. Но если хотите поговорить с прямыми потомками хаджи Ферхата, ну или с людьми, которые претендуют на это звание, то нужно ехать к Бесхун. Вы найдете ее на Египетском рынке. Она работает по утрам. Высматривайте кроликов. Кроликов и семена овощей. Скажете, что вас прислал Красный. — Он поднимается с места, зажигает свежую сигарету и смотрит на свой поплавок в воде. — Ну же, сволочи, давайте. Солнце село, наступил прохладный-препрохладный вечер. Ох, кстати, вы ведь заплатите за кофе.
Как Красный и обещал, цена за кофе кусается. Айше скрепя сердце оставляет несколько центов на чай и замечает, как вдоль парома движется в сторону причала Эминеню маленький проворный катер. Айше забыла про время, не обратила внимания на наклон солнечных лучей, длину теней и насыщенно-золотистый свет на холмах Азии. Катер пришел за ней.
— Мы предпочитаем онлайн-заявки, — говорит щеголеватый парень из Европейского банка инвестиций в новые технологии.
Он красив и знает это, что в глазах Лейлы является недостатком, носит галстук из наноткани, которая меняет рисунок каждые двадцать секунд. Это уже не такой серьезный недостаток. Кабинет забит маленькими наноигрушками и безделушками: лист из шелка с наночастицами складывается и раскладывается в бесконечные оригами, а куча смарт-песка на подносе, стоявшем на столе, сама собой насыпается в пагоды, причем каждый раз разные. Насыщенная наночастицами жидкость бежит вверх и крутит маленькую водяную мельницу, а покрытие на полу меняет свою текстуру, превращаясь из ворса в мех, а потом в перья, а из перьев — в кору. В этом судорожно вибрирующем кабинете ничто не задерживается в одной форме больше, чем на тридцать секунд.
— Мне кажется, я бывал в таком месте, когда принимал ЛСД, — шепчет Асо, когда они уселись за нервозным столом, а Мете Оймен нашел свои записи о компании «Джейлан — Бесарани».
В рубашке и костюме Асо как посол «Джейлан — Бесарани» выглядит куда представительнее, чем Яшар. Он внушительного роста и не толстый, толстых мужиков Лейла категорически не любит. Не так-то сложно подправить внешний вид, но Асо есть куда расти: для начала надо подобрать другую обувь и отутюжить одежду.
— Онлайн-заявка не дает того непосредственного контакта, что встреча с глазу на глаз, — говорит Лейла. — Вы не ощущаете страсти.
Мете Оймен выглядит так, словно его тошнит от одной мысли о страсти с глазу на глаз. Он изучает свой экран.
— Нано. Ага. Восемьдесят процентов наших заявок — это проекты, связанные с нано.
— Мы уже не проект. Нам требуются инвестиции, чтобы создать прототип и проверить товар на рынке.
Мете Оймен снова изучает экран.
— Вы к нам раньше не обращались.
— До этого мы использовали частный капитал. У вас ведь быстро рассматривают заявки.
— Обычно на это уходит от четырех до шести недель.
— У нас есть около четырех дней.
— Тогда это вряд ли возможно.
— Хоть какая-то заинтересованность.
— Следующий раз решение о финансировании будут принимать на собрании в пятницу. Может быть, и ваша получит одобрение. Сколько денег вам нужно?
— Четверть миллиона.
— Заявки свыше ста тысяч долларов должны пройти через Европейский фонд развития инфраструктуры.
— Быстро?
— У нас быстрее. В ЕФРИ есть возможность ускоренного рассмотрения, поскольку это структурный фонд и не привлекает такой большой процент финансирования из других источников.
— Можно получить одобрение в пятницу?
— Сомнительно. Может быть, можно разбить вашу заявку на две-три отдельных, чтобы каждая не превышала сто тысяч.
— По крайней мере взгляните на нашу презентацию.
Асо передает через рукопожатие код Мете Оймену.
— Лучше на цептепе.
— Византия не умерла, — шепчет Асо Лейле, пока Мете смотрит на маленькие симпатичные движущиеся молекулы. Рисунки перестают двигаться на его глазных яблоках.
— Я не понимаю.
Лейла чувствует, как Асо передергивает. Спокойно.
— Это универсальное биоинформационное устройство записи и чтения. Оно хранит информацию на некодирующих ДНК, или, как их еще называют, мусорных ДНК, превращая каждую клетку вашего тела в компьютер.
— Зачем это может кому-то понадобиться?
Асо трясет от сдерживаемой злости. Лейла дотрагивается до его предплечья и говорит:
— Эта технология изменит мир. Революционная технология. Ничто уже не будет таким, как прежде.
— Боюсь, революции плохо продаются. Я не уверен, что у проекта есть коммерческий потенциал, но изложите все в заявке, и она будет рассмотрена по всем критериям, чтобы понять, ценная она или нет. Мне понадобится ваша текущая бухгалтерская отчетность, заверенная аудитором, свидетельство о регистрации компании, выписка из реестра об отсутствии невыполненных финансовых обязательств и заявление о вашем участии в инвестициях в денежной или натуральной форме.
— Мы все вам предоставим.
— Если вы хотите, чтобы мы рассмотрели вашу заявку на следующем собрании, то все документы должны быть у меня на столе завтра с утра. Не знаю, хватит ли вам времени.
— Мы все успеем, господин Оймен.
Его рукопожатие такое же бесформенное и невнятное, как и его наноигрушки.
В лифте Асо молчит. Он продолжает молчать в холле и на улице, пока они топают по адской жаре к тому месту, где Лейла припарковала машину, проклиная зараженный вирусом автопилот, поскольку Лейла не могла оставить машину кататься по городу без водителя, а потом по сигналу вернуться к ним. Они пристегнулись, мотор заурчал, машина робко тронулась, и только тут Асо заорал: «Сволочь!» — да так громко, что Лейла чуть не сбила паренька, возвращавшегося из школы.
