– Стой. Прежде подойду я.
Он встал на месте, глядя на разметавшиеся по подушкам черные волосы и все так же сжимая приклад. «Сможешь ли ты»…
– Думаешь, она… – начал Курт, и стриг вскинул руку, мягко оборвав:
– Не знаю. Но лучше я.
К кровати он подошел медленно, осторожно присел рядом и повернул безвольную голову набок. Курт болезненно поджал губы, увидев засохшие кровавые пятна на плече тонкой ночной рубашки и две сизо-багровые раны на побелевшей коже.
– Сколько ж он раз, мразь… – выговорил он с усилием; фон Вегерхоф вздохнул.
– Она жива, – с заметным облегчением в голосе сообщил стриг. – И вполне человек. Просто в беспамятстве.
По бледной щеке фон Вегерхоф хлопнул ладонью осторожно, позвав Адельхайду по имени, и, не услышав ответа, легонько встряхнул, окликнув снова; дрожащие веки приоткрылись, не видящий ничего и никого вокруг взгляд на мгновение остановился на фогте, притихшем у стены, и ресницы сомкнулись снова.
– Чтоб ты, наконец, захлебнулся, тварь… – чуть слышно и охрипше пробормотала она; стриг усмехнулся.
– Еn voilà des manières, ma chérie
[195]
, – отметил он укоризненно. – Впрочем, я всегда подозревал, что ты меня недолюбливаешь.
Адельхайда распахнула глаза, повернув голову на его голос и с трудом собирая взгляд перед собой; переведя покрасневшие глаза со стрига на Курта за его плечом, еще несколько секунд она лежала недвижимо и молча и, наконец, спросила:
– Есть способ доказать, что вы не бред?
– Ущипнуть? – предложил Курт, подойдя к кровати, и Адельхайда слабо улыбнулась в ответ, снова закрыв глаза.
Курт присел у изголовья, вынул кинжал и осторожно взрезал веревки, глубоко впившиеся в тело; кожа вокруг них местами стерлась до сукровицы, и он сжал зубы, не желая видеть даже мысленно того, как пленница пыталась вырваться – упрямо и долго…
– Где этот буйный жмудин
[196]
? – не открывая глаз, спросила она; фон Вегерхоф, освободив ее босые ноги, поднялся, кивнув через плечо:
– Снаружи замка. Однако это ненадолго. Понимаю, что вопрос глупый, и тем не менее – как ты?
– Тошнит, – откликнулась Адельхайда, вновь открыв глаза и с трудом севши. – И голова кружится.
– Тебе надо что-то съесть, – вздохнул стриг. – И ты сильно обезвожена.
– Там на столе должно быть какое-то питание, – слабо повела рукой она, бледно улыбнувшись. – Он пытался меня накормить. Не хотел, чтобы я отдала Богу душу прежде, чем он натешится.
– У нас немного времени, – предупредил фон Вегерхоф, подойдя к столу и скептически оглядывая что-то намертво присохшее к тарелке. Помедлив, он взял со стола кувшин с водой и возвратился к Адельхайде. – Вначале попей… В коридоре мы столкнулись с одним из птенцов, незадолго до этого убили слугу, и только что Гессе – еще двоих; он уже знает, что мы здесь. Не хочу на тебя давить, но задерживаться мы не можем.
– Я приду в себя, – отозвалась Адельхайда уверенно. – По крайней мере, идти смогу.
– Для начала надо определиться, куда, – возразил Курт, аккуратно выдернул из-под нее простыню, и, придирчиво осмотрев, надрезал край и оторвал широкую полосу. – Пройденная половина пути, по крайней мере, уже проверена. Вряд ли он успеет нагнать туда еще такую же толпу народу… К счастью, если наши сведения верны, не осталось в живых по крайней мере его личных людей, а наемники ложатся легко.
– Для начала всем надо прийти в себя, – возразил стриг, поставив кувшин на пол, и, принеся Адельхайде тарелку со стола, забрал у Курта полотняную полосу. – Повернись и подними руки… Наши дальнейшие действия будут зависеть от того, как себя будет чувствовать Адельхайда и не свалишься ли в обморок ты сам.
– Спасибо, – буркнул Курт, подставляясь разными боками и тихо шипя, когда фон Вегерхоф от души затягивал повязку.
– Вы не сможете выйти отсюда.
На фогта все обернулись, разом умолкнув, и тот повторил, не глядя ни на кого:
– Вы не выйдете. Вы разозлили его. Он вас не выпустит.
– Ну и вам свободы тоже не видать, – огрызнулся Курт раздраженно. – В любом случае. Выйдем – молите Бога о том, чтобы угодить на имперский суд, а не на суд Конгрегации. Не выйдем – вам свернет шею хозяин. Или скормит вас вашей же дочери. И поделом.
– Постой, – на мгновение оторвавшись от поглощения засохшей снеди, возразила Адельхайда, понизив голос до шепота, – послушай меня. Оба послушайте; мальчики, здесь что-то не то. Я его знаю. Я его давно знаю, знаю хорошо; это не он.
– В каком смысле? – нахмурился Курт; та кивнула:
– В прямом. Он не может так себя вести. Фон Люфтенхаймер не мог сдать замок и город кучке тварей, пусть бы они не только исцелили дочь, но и воскресили жену. Не мог отдать себя в рабство такому созданию добровольно.
– Люди меняются, – заметил фон Вегерхоф. – Случается – до неузнаваемости.
– Но не так. Александер, ты его не знаешь, как знаю я. Просто поверь: то, что мы видим и слышим – не он. При каких угодно обстоятельствах он не может говорить и думать так, это не его слова, не его воля.
Стриг помедлил, глядя на фогта пристально и долго, и, отвернувшись, неспешно затянул узел на боку Курта. Он повел плечами, глубоко вдохнул, осваиваясь с теснящей ребра повязкой, и, подобрав с пола окровавленную одежду, с трудом протиснулся в рубашку.
– Словом, – подвел итог он, – по твоему мнению, он под полным контролем Арвида? – Адельхайда молча кивнула; Курт вздохнул. – Помнится, я и сам выдвигал подобную версию, однако сейчас не вижу, отчего бы ей не быть ошибочной.
– Это можно проверить, – вновь подал голос стриг, и он обернулся, недоверчиво нахмурясь. – Я не склонен с ходу принимать ничью сторону, однако все может быть. Подумай над тем, что, проведи Адельхайда здесь неделю-другую, заверши Арвид то, что задумал – и она тоже утратила бы значительную часть своей рассудительности. А ведь ее он не намеревался привязывать к своей крови. И этого бы хватило.
– Можно проверить? – повторила Адельхайда, никак не отреагировав на его слова, и, отставив вмиг опустевшую тарелку на пол, осторожно прилегла снова. – Действительно?
– Как? – требовательно спросил Курт. – Заперев его на все те же пару недель и посмотрев, что будет?
– Нет, – коротко отозвался фон Вегерхоф и, отвернувшись, медленно приблизился к фогту; тот стоял поодаль, глядя в стену, смолкнув и упорно не замечая устремленных на него взглядов; стриг вздохнул. – Эберхарт, – окликнул он, и фогт распрямился, демонстративно отвернувшись. – Эберхарт, – повторил фон Вегерхоф настойчиво, – посмотрите-ка на меня.
Еще мгновение фон Люфтенхаймер стоял все так же неподвижно, упрямо поджав губы, и, наконец, медленно поднял глаза к собеседнику.
