– А вот и они, – словно продолжив его мысль, произнес фон Вегерхоф, остановившись, и Адельхайда встрепенулась, напрягшись, готовясь, возможно, к обещанному броску на пол.
– Ты их слышишь? – почти утвердительно выговорил Курт, и тот кивнул:
– Арвида – не слышу и не ощущаю, но это не значит, что его там нет; людей – слышу. Много.
– В том смысле, что через них нам не пройти? Тебе не пройти?
– Никому не пройти, – внезапно заговорил фогт, и Курт покривил губы, бросив озлобленный взгляд на его опущенную голову.
– Господи, он снова за свое… – вытолкнул он раздраженно, и наместник рывком выпрямился.
– Помолчите, майстер инквизитор, – чуть слышно, но непреклонно потребовал фон Люфтенхаймер. – Помолчите и послушайте меня, покуда я в себе; не знаю, сколько это продлится. Если мы прошли так просто, значит, вы зачистили эту часть замка, и охраны здесь больше не осталось, а это означает, что сейчас на подходе те, кто прежде был во дворе и на стенах. Стало быть, вооружены арбалетами. Барон прав – нам не пройти, не пройти даже ему.
– А откуда мне знать, что сейчас вы действительно вменяемы, а не… – начал Курт, и стриг оборвал его:
– Уверены?
– Больше, чем в себе самом, учитывая ситуацию, – кивнул фогт, складывая слова со все большим напряжением, и, прикрыв глаза, медленно перевел дыхание. – А на месте Арвида, – с усилием прибавил он, – я выставил бы стрелков и по верхней галерее.
– Ему известно о тайных выходах из замка? – осторожно поинтересовался фон Вегерхоф, и фогт с натугой кивнул:
– Да. Узнал первым делом… – тихо выдохнул он, зажмурившись и сжав зубы, словно боясь вдохнуть невидимую мелкую пыль, повисшую в воздухе. – Господи, как тяжело. Не могу. Нет сил…
– И времени, – докончил стриг твердо. – Словом, так. Если кто-то допускает хотя бы мысль о том, что тайные выходы нам известны, именно от них нас будут отрезать. Кухня близко – вот она, и вполне логично ожидать от нас, что к ближнему ходу мы и станем прорываться. Поэтому прорываться мы будем к ходу дальнему – к часовне. Если там кто-то и есть, их должно быть меньше. Если же наш противник полагает, что мы надеялись выйти так же, как и войти, он просто перекрыл нам все выходы из донжона и подступы к внешней стене, до которой, опять же, именно из кухонной двери всего ближе. И в том, и в другом случае часовня для нас лучший вариант. Я бы сказал, единственный.
– А если впрямь арбалетчики на галерее? – усомнился Курт, и фон Вегерхоф кивнул:
– Уверен, что без «если». Они есть. Но как тебе арбалетчики в узком коридоре или за дверью?..
– Я вполне смогу пробежать залу сама, – подала голос Адельхайда, настойчиво оттолкнувшись от плеча стрига. – Слабость чуть отошла, а головокружение – мелочь; если меня возьмут за руку, мне не обязательно видеть, куда бегу.
– Поверь, в качестве груза ты менее обременительна, – возразил тот; Курт качнул головой:
– И все же мне эта мысль не по душе. На то, чтобы открыть замаскированный выход, нужно время, которого у нас в часовне не будет – нас моментально припрут к стенке.
– В часовне, – вновь через силу заговорил фогт, глядя себе под ноги, – единственная дверь. Сейчас она не заперта, но если изнутри опустить засов, держаться можно часами. Это последний оплот, и тот, кто строил замок, сделал ее крепостью.
– Я вижу, вы все еще в себе, – заметил фон Вегерхоф, и наместник болезненно сжал губы. – Бежать сами сможете?
– Со связанными руками это не слишком удобно, – отозвался он и, не ожидая ответа, кивнул: – Но освободить меня я не прошу. Никто не скажет, сколько еще мой рассудок будет при мне… Да, смогу.
– Тогда разговоры в сторону, – решительно подытожил стриг. – Я иду первым. Выходим по коридору у кладовых, через дверь в залу. Идем тихо. Если у кухни только люди, сможем просочиться. По зале бежим быстро. Бежать с моей скоростью вы не можете, а я должен видеть, все ли на месте, посему там я – замыкающий. Держимся ближе к стене – там тень, и для арбалетчиков будет меньше шансов. Первый этаж необитаем, и я надеюсь, что оттуда нам опасаться нечего, но все же смотреть в оба: несколько ниш вдоль него – это двери. Если нам удастся наш план, можно считать, что мы в относительной безопасности: близится рассвет, и наружу ни Арвид, ни Конрад за нами не сунутся. С людьми мы как-нибудь справимся. Все готовы?
– Не все, – вздохнул Курт. – Но это, боюсь, мало меняет дело. Вперед.
– Я первый, – напомнил стриг. – Потом впереди вы.
Последние ступени лестницы, выводящей на первый этаж, Курт преодолел, почти не дыша, и лишь когда до сих пор беззвучно шагавший впереди фон Люфтенхаймер тихо шаркнул подошвой, он похолодел, едва не оцепенев на месте. Возможно, некоторое временное просветление и нашло на фогта, возможно, он, наконец, начал отдавать отчет в собственных словах и деяниях, но сколько это продлится? Не возвратится ли в его разум воля хозяина именно в эти мгновения, что требуются сейчас, дабы миновать поворот коридора, за которым притаились готовые к нападению наемники? Одно слово, даже не крик, лишь шепот, неверный шаг – и вся эта вооруженная орда хлынет им наперерез. Окликнуть фон Вегерхофа, призвать его к тому, чтобы заткнуть фогта кляпом на всякий случай, уже было поздно, и дальше Курт шел, думая не столько о том, как наступить или вдохнуть, сколько о том, как при внезапной необходимости успеть броситься на идущего впереди, и сделать это тихо. Поворот фон Люфтенхаймер, однако, преодолел бесшумно, не выдав их ни звуком, вселив тем самым слабую и некрепкую надежду на то, что его относительное здравомыслие укоренилось надолго.
У двери, долженствующей открыть путь в залу, стриг остановился и, одарив Адельхайду извиняющейся полуулыбкой, перебросил ее через плечо, точно ковер, тут же посерьезнев. «Вы – вперед», – знаком напомнил он Курту и приподнял раскрытую ладонь.
Пять, четыре, три…
Когда пригнулся последний палец, сжавшийся кулак рывком опустился, дав отмашку, фон Вегерхоф ударил по двери ногой, распахнув ее настежь, и Курт сорвался с места, подтолкнув замешкавшегося фогта в спину.
Что прозвучало в донесшемся справа и сверху крике, он не разобрал, да это было и не важно – важно было то, что крик этот отозвался стальным звоном арбалетного болта, взбившего камень там, где Курт был мгновение назад. За спиной не раздался вскрик или шум падающего тела, а значит, и стриг избежал стрелы. Лишь теперь запоздало пришло в голову, что фон Вегерхоф, хоть и рассказал о тайном ходе, не уточнил, как именно и где он укрыт, и если сейчас один из летящих им вслед снарядов упокоит стрига, что, как тот сам признался, не так уж сложно, отыскать этот выход в одиночку Курт попросту не сумеет. Разве что фогт все еще сохранится в этом состоянии внезапной уравновешенности…
До раскрытой двери часовни оставалось несколько шагов, мысли были поглощены лишь тем, что происходит там, за спиной, и тем, как не попасть под бьющие вдогонку стрелы, и когда что-то с пронзительным визгом вылетело из темноты одной из ниш, Курт просто не успел увернуться. Он покатился на выложенный двухцветной плиткой пол, видя перед собою горящие глаза и распахнутый рот с двумя рядами неправдоподобно белых зубов. Оба арбалета выскользнули из разжавшихся ладоней, отлетев далеко прочь по гладкому камню; пальцы, жесткие, как веревки, вцепились в его руку, закрывшую горло, и лишь тогда он сумел осознать, что это не Арвид и не Конрад – Хелена фон Люфтенхаймер, всю эту ночь жаждавшая действий и крови. В плиту рядом с головой ударил тяжелый наконечник, оросив лицо брызгами камня, лишь чудом не угодившими в глаза, с галереи донесся испуганно-гневный окрик, и остатками разума, поглощенного страхом и злостью, осмыслилось, что стрелять в птенца своего нанимателя они не станут, не станут стрелять и в Курта, пока он укрыт ее телом.
