В соседней комнате, обитой красным бархатом, украшенной зеркалами и пурпурно-фиолетовым ковром, практиковали тестостероновую любовь. Переплетенные нагие тела извивались от наслаждения прямо на полу, усеянном подушками. Какой-то аполлон пригласил их присоединиться. Сильви ответила, что хочет поговорить с Клеа Доманж. Эфеб указал на женщину, кое-какие отверстия которой были заняты.
– Мы подождем во дворе, – сказала Сильви.
– Тебе явно не по себе, – заметил Натан, когда они оказались снаружи.
– А ты, похоже, находишь это нормальным.
– Нормальность не возбуждает.
Сильви захотелось узнать, что он задумал. Но трудно просчитать того, у кого нет «я». Рядом с ними гитарист бренчал мелодию Арло Гатри, мурлыча: «I'll be gone five hundred miles when the day is done».
[3]
Чуть дальше какой-то старик буквально вытанцовывал движения гимнастики тай-цзи-цюань. Другие читали, курили, рисовали, носили овощи с огорода…
– У вас есть новости о моей дочери? – к ним обращалась Клеа Доманж. На ней было белое платье.
– Мы поговорили с вашим мужем, – сказала Сильви.
– Знаю, я только что его видела. Что там за история с обыском?
– Вы могли бы говорить по-английски, мадам? Мой коллега не понимает по-французски.
Сильви предпочитала, чтобы на вопросы отвечал Натан.
– Я пытаюсь составить ее психологический портрет, – сказал Лав. – Чем он будет точнее, тем больше у нас шансов найти ее.
– Аннабель здесь не бывает. Тут вы ничего о ней не узнаете.
– Она хотела посетить вас в следующем месяце.
– Странно.
– У нее был забронирован билет до Кань-сюр-Мера.
– Кань от Эглена далеко.
– Значит, вы не собирались с ней повидаться?
– Аннабель обладает искусством становиться невидимкой.
– Это уж точно.
– Так что вам тут показать?
– Моя напарница чувствует себя немного неловко. Она подождет меня в машине.
Сильви испепелила его взглядом, но без возражений вернулась к «опелю». Она даже чуть было не уехала сгоряча, оставив Натана выкручиваться в одиночку. Однако быстро опомнилась – не для того она таскалась за ним на край света, чтобы бросить в этой ниццской глуши. Позвонила Тайандье. У того появились новости о похищении Николь Балан. На месте, которое им указал Лав, бригада криминалистов нашла волосы и волокна ткани. В лаборатории как раз изучали эти находки, тем более ценные, что впервые имелось наконец что изучать. Но это было еще не все. На месте предполагаемого преступления обнаружили следы подошв, совсем свежие.
– И догадайся, что еще? – торжествующе спросил Тайандье.
– Брось свои загадки.
– Это отпечатки кроссовок «Nike». A еще точнее, модели «Shox».
– Как у того типа, за которым ты гонялся?
– Точно. Он вернулся на место преступления, как и в Париже. А учитывая количество оставленных следов, можно заключить, что он и тут все обшарил.
– Похитители что-то выпытывают у своих жертв, и это вынуждает их возвращаться на место преступления, – подумала Сильви вслух.
– Во всяком случае, исчезновения на Монмартре и в Фонтенбло связаны. Твой спец дал маху.
– Наконец-то сдвинулись с места, – вздохнула Сильви.
– Ты где вообще?
– Вязну по уши в revival peace and love.
[4]
Впрочем, тут скорее love, чем peace.
– Надеюсь, ты с ним не путаешься?
– Что, ревнуешь?
– Так, немножко.
– Не вали все в одну кучу, Кристиан.
– Думаешь, этот твой парень так силен?
– Будущее покажет.
– Не чувствую в тебе убежденности.
– Думаю, мы зря теряем здесь время.
– Когда вылетаешь в Вашингтон?
– Завтра.
Она включила радио. «Франс-инфо». Европа трещала по швам, Союз наций, образованный ради обеспечения мира, уже вызывал недоверие и превращался в повод для ссор. Сильви поискала музыку, наткнулась на «American Idiot» группы «Гриндэй», решила, что это неплохо. Натан явился час спустя, как ни в чем не бывало.
– Чем порадуешь? – спросила Сильви холодно.
– Аннабель – не дочь Доманжей.
22
«"Карла-2" крейсировала в сторону Сардинии. На ее борту были банкиры, политики, деловые люди. Владимир пригласил самые сливки. Был среди них и какой-то невысокий, похожий на автомат человечек с лишенным выражения взглядом. Его сопровождала молодая, красивая и яркая женщина по имени Ивана. Ее влияние на этого типа заставило меня осознать, что и я сама влияла на Владимира. С тех пор как мы с Владом начали встречаться, он явно прогрессировал.
Лишь полтора года спустя, во время суда над ним, до меня дошло, кто на самом деле был тогда на борту…»
– Мам, а Пифагор – это кто?
Карла отвлеклась от своего рассказа, чтобы ответить на вопрос Леа. Согласно правилу, установленному матерью, девочка задала его по-французски. По понедельникам и вторникам они говорили между собой на языке Мольера. По средам и четвергам на языке Шекспира. По пятницам, субботам и воскресеньям воздавали честь языку Данте. Леа предстояло стать трехъязычной, как и ее мать.
– Пифагор – древнегреческий философ и математик, живший в шестом веке до Рождества Христова.
Раньше Карла не смогла бы ответить на этот вопрос. Но с тех пор как у нее появился вынужденный досуг, она занялась самообразованием, накапливая сведения обо всем, благодаря энциклопедии, которую взяла с собой.
– Учишь его теорему?
– А квадрат плюс В квадрат равно С квадрат, – гордо отчеканила Леа.
– Пифагор верил в силу чисел, думал, что они управляют Вселенной.
Солнечный луч золотил волосы Леа и играл веснушками вокруг ее больших глаз. В четырнадцать лет она встала на путь красоты, открытый ее матерью семнадцать лет назад. Карла подумала: какие же числа сотворили такое совершенство? Она поискала ответ за окном, выходящим на пляж, море, горизонт. Нашла там бесконечность и снова принялась писать:
«…Я узнала, что банкиры были из Монте-Карло, Люксембурга и Швейцарии. Деловые люди оказались крестными отцами русской мафии, желавшими перевести свои деньги в европейские банки. Остальные были французскими политиками, искавшими денег для своих избирательных кампаний, и агентами ФСБ, так называемыми гэбэшными мафиози. Что касается невысокого человека-автомата, то им был сам российский президент. Владимир организовал этот круиз для того, чтобы свести между собой всех этих людей. Вот так русская мафия и приобрела технологии ФСБ, которая контролирует 60 % экономики, природных ресурсов и три тысячи российских банков. И проникла в экономическую и политическую структуру Европы…»
