– Как вы можете быть в этом уверены?
– Достаточно посмотреть на вас.
Эзиан Зави не могла бы послужить моделью скульптору или живописцу, поскольку ее большие зеленые глаза излучали свет, который невозможно было передать. Осунувшееся лицо обрамляла пышная, густая шевелюра, кончики волос змеились до самой поясницы. Красивое, чуть угловатое эбеновое тело было облачено в простую пурпурную тунику, которая не сковывала движений. Сравнение с Эзиан сразу сделало заурядной внешность женщины, выдававшей себя за нее в Могадишо. Курумаку повезло.
– Вы уже были жертвой похищения.
– Куамо позаботился о моем освобождении.
– Чего хотели ваши похитители?
– Они ничего не успели потребовать.
– Курумаку заставил их говорить?
– Он велел их убить. Я была против.
Вспоминая обстоятельства своего похищения, она помассировала бедро.
– Похитители причинили вам боль?
Она поколебалась:
– Они засунули меня в мешок из-под соли и порезали бедро.
– Зачем?
– Не знаю.
– Что для вас значит дождь?
– Это источник жизни.
– Лично для вас.
– Я по нему не скучаю.
– Откуда у вас взялась эта боязнь?
– А кто вам сказал, что я боюсь дождя?
– Вы сами только что признались.
Она отвернула лицо в полумрак хижины.
– Детская травма. Моя семья погибла при наводнении. Дождь может быть и источником смерти.
– Где это произошло?
– В моей родной деревне, в Сомали. Предпочитаю больше не говорить об этом. К вашему расследованию эта тема отношения не имеет.
– Имеет. Но я ее больше не коснусь.
Натан почувствовал, что она утратила самообладание. И воспользовался этим, чтобы расспросить о менее болезненных подробностях ее личной жизни.
– Вы очень привязаны к Куамо Курумаку?
– Я люблю его.
– Почему?
– Почему я влюблена? Что я думаю о дожде? Вы задаете странные вопросы.
– Что вам больше всего нравится в Куамо?
– Власть.
Он не ожидал такого ответа. Она заметила это и объяснила:
– Его власть, способная изменить мир.
– А он хочет изменить мир?
– На благо людей.
Натан еще не забыл слова Кулиджа о том, как Курумаку приспосабливал Африку под себя. Торговля наркотиками, оружием, ядерными отходами, отмывание грязных денег – все это не имело ничего общего с филантропией.
– Неужели вы полагаете, что, делая бизнес на бедах страны, которую захлестнуло насилие, вы творите добро?
Вы явились, чтобы защитить меня или проповедовать западную мораль?
– Я пытаюсь понять, зачем похищают таких женщин. как вы.
– Делать добро одним часто значит делать зло другим. И наоборот.
Натан встал, чтобы выйти, но вдруг почувствовал спазмы в желудке и ухватился за остов хижины, чтобы сдержать рвоту.
– Я дам вам кое-что выпить, вам станет легче. – сказала Эзиан.
Он почувствовал на лице ее волосы, потом запах рассеялся. Не в силах последовать за ней, он сел в траву, глядя на укрытый ночью гористый пейзаж, усеянный танцующими искрами лагерного костра. Она вернулась, держа в руках деревянную плошку с каким-то тошнотворным питьем. Натан был готов проглотить что угодно, лишь бы облегчить головную боль.
– Мне надо было дать вам помучиться.
– Какое сострадание!
– Это избавило бы меня от нескромных вопросов.
– Тогда зачем меня лечить?
– Я слишком добра.
– Что вы тут делаете, Эзиан?
– С точки зрения вашей системы ценностей, творю зло.
91
Скафо остановился. Карла стиснула холодную, окоченевшую руку своей соседки. Вдруг открылось небо, серое, пасмурное. Посыпались удары дубинкой, выгоняя их из лодки. Карла растолкала Алессандру, и та очнулась. Третья пассажирка была так бледна, что казалась мертвой. Движимые инстинктом выживания, они спрыгнули в воду и добрались до берега. Мужчины, уже не те, что высадили их из грузовика, погнали пленниц градом палочных ударов к фургону, плюющемуся соляркой. Пассажирки другого скафо были уже там. Карла обернулась. H получила оплеуху. Щека запылала.
– Куда вы нас везете? – крикнула она с вызовом.
Двое громил оторвали ее от Алессандры и швырнули на землю. К ним присоединился третий, коренастый и волосатый, как горилла. Пока первые двое удержи вали ее на земле, он стащил с нее джинсы, сорвал трусики и зверски изнасиловал. Потом настал черед остальных. Угостившись по кругу, они доволокли ее, полуголую, до фургона и швырнули, словно куль, на других девушек. Живой груз закрыли брезентом, и машина тронулась.
92
Открыв глаза, Натан увидел над собой сплетенную из веток кровлю. Рядом спала семья пастухов и их собаки. Он встал и вышел. Вокруг была деревушка из двух десятков хижин, лепившихся к холму. Маленькие конусы из веток и травы посреди буйной зелени. На лугу застыло стадо коз. Несколько эфиопов спали в мягкой траве. Сборщики соли со своими дромадерами уже ушли. Он поискал уединенное место, где-нибудь повыше. Головная боль прошла. Натан уселся на круглой площадке в позе лотоса и стал медитировать. Его тело и дух вновь обрели естественное единство.
Рядом села Эзиан. Молча, уважая его дза-дзен. Он не мог бы сказать, сколько времени она пробыла здесь. В конце концов ее присутствие стало смущать его. Эзиан возбуждала его любопытство.
– Зачем вы здесь? – спросил он.
– Я тоже люблю ни о чем не думать.
– Я хочу сказать – в Африке. Вдали от Курумаку.
– Я нашла тут кое-что, чего не искала.
– Что же?
– Корни эволюции. Все мы происходим от племен Рифта. Все вышло отсюда. И процесс еще не закончился. Африка разломится надвое. Под нашими ногами родится океан.
– Так вы сюда явились, чтобы принести эту благую весть эфиопам?
– Слово – бич современного общества. Люди говорят ради выгоды, дипломатии, их побуждают к этому беспокойство, гордыня, лень. Слово портит отношения между людьми и усложняет их.
– Проблема не в слове, а в человеческом эго.
– Если бы оно у меня было, я бы выбрала другое место, чтобы его тешить. Африка способна заставить нас забыть, кто мы такие и зачем сюда явились. Я научилась ладить с ней, избавляться от того, что кажется очевидным.
