– Похоже, выбора у меня нет.
– Угадали.
– Как тут не угадать – от вас одни неприятности.
– Мне нужны патроны.
– Ну вот, что я говорил!
– А какой сейчас год?
– Это как посмотреть.
И пилот сообщил ему, что в Эфиопии сейчас 2 августа 1999 года. Страна живет по юлианскому календарю, который отстает от григорианского на семь лет.
– Тысяча девятьсот девяносто девятый год тут начался, если по вашему календарю считать, одиннадцатого сентября две тысячи шестого года.
– Одиннадцатого сентября?
– Ну да. Как раз в годовщину теракта в Штатах. Будь оно проклято, это одиннадцатое сентября! Я ведь в тот день должен был сидеть за штурвалом одного из тех самолетов, которые врезались в башни. Но меня отстранили, потому что я малость выпил – из-за того, что жена смылась с курьером из Всемирного торгового центра. Тот погиб при взрыве, жена от этого так и не оправилась. А я продолжил пить.
От упоминания об 11 сентября на Барни Риггза нахлынула лавина воспоминаний. Его жизнь походила на сценарий телефильма, которому Натан собирался добавить немного действия. На часах было 8.45.
– Я пойду вперед, – сказал Натан.
– Мне только в порядок себя привести – и я за штурвалом.
Задумавшись о том, что Риггз понимал под «привести себя в порядок», Натан достиг аэродрома. Стюардесса в пестрой тунике сообщила, что вылет в Аддис-Абебу – в 9.30. На взлетном поле он заметил вертолет, самолет Риггза и лайнер «Эфиопских авиалиний», выгружавший туристов. Безопасность и таможенный досмотр небрежно обеспечивали двое военных. Все было проще, чем он думал. Мари появилась в 9.05, в более соответствующем ситуации костюме, чем Риггзовы обноски. Она ответила на вопросы полицейских, забрала свои документы и чемодан. Поль ждал ее в больнице Зенави в Аддис-Абебе.
– Вот, – сказала она, – наши пути расходятся.
Она протянула ему пластиковый пакет с одеждой.
– Это вещи Поля. Были в чемодане. Думаю, они тебе больше подойдут, чем это тряпье.
– Спасибо, Мари.
– Почему ты сам не возвращаешься к хамерам?
– «Не хочу навредить этому племени» – твои собственные слова. Они мне напомнили предсказание моих предков, что с Востока явится огромное белоглазое чудовище и по мере своего продвижения будет пожирать землю.
– Довольно злободневный прогноз.
– На этом основано мое расследование.
– Ты ни к чему не привязываешься, Натан. Это и гонит тебя с места на место.
Ей было пора на посадку.
– Я сунула в пакет свой адрес. Если окажешься в Париже, мне будет приятно тебя видеть.
– Могу я попросить об услуге?
– Если только не велишь убить кого-нибудь.
– Я не убийца.
– Шучу.
– Мне надо, чтобы ты послала кое-что по электронной почте, как только прилетишь в Аддис-Абебу. Там есть интернет-кафе.
– Кому?
– Сюзан Фокс. Зайдешь в Yahoo и отправишь сообщение с электронного адреса Эзиан Зави. Адрес и пароль доступа я тебе дам.
– Что я должна написать?
– «Буду сегодня после полудня» и подпись: «Эзиан».
– Ладо, поиграю в шпионские игры четверть часика.
Она поцеловала его и направилась к военным для беглого досмотра. Когда самолет исчез в небе, успокоенный Натан смог оглядеться. Взгляд наткнулся на Барни Риггза, одетого в потертую кожаную куртку и с сумкой на плече.
– Летим, – сказал он.
На сей раз Натан был с ним согласен.
– А где красивая дамочка?
– Села в другой самолет.
– Не доверяете мне?
– Просто ей в другую сторону.
– Так она не ваша?
– Внешность обманчива.
– Вот это самое я твержу тем, кто опасается ко мне садиться.
Они миновали военных, которые кивнули Барни. Оставалось пройти какие-нибудь двести метров до двухмоторника с надписью «Стелла эйрвэйз».
– «Стелла эйрвэйз»? – удивился Натан.
– Мою жену Стеллой зовут.
– Прекрасная дань уважения.
– Надо бы нам с вами потолковать.
– О чем?
– Какого черта вы делали голышом с бабой и лошадью, например.
– Это все?
– И что мне делать с клячей, которую вы припарковали на моей клумбе?
– Скажу, когда будем в Танзании.
– А мое ружьишко у вас за пазухой? Когда собираетесь им воспользоваться?
– Прямо сейчас.
116
Предрассветный туман, окутывавший лес акаций, медленно разрывался на ватные полосы. На переднем плане среди высокой травы, стал виден массивный силуэт буйвола. Тяжелое дыхание жвачного превращалось в пар, вырываясь из влажных ноздрей. Загнутые рога придавали ему вид Бонапарта при Аустерлице, созерцающего равнину перед сражением. Какая-то красноклювая птичка опустилась на его хребет и стала клевать корку засохшей грязи облепившую шкуру. С края кратера донесся рев. Буйвол-одиночка не шелохнулся. К нему присоединился десяток сородичей, окружив его молчаливым кругом. Странный хоровод длился несколько минут, потом застыл. Стадо снова разбрелось по саванне, оставив буйвола в задумчивости. Медленно появилось солнце – желтый зазубренный диск, воспламенивший небо. Маячивший на линии горизонта черный носорог пронзил огненный шар своим рогом.
Сюзан Фокс любила этот переход от темноты к свету, превращавший каждый рассвет в незабываемое зрелище, подчеркивая гигантские размеры кратера Нгоронгоро с нависшей над ним вершиной Килиманджаро. Двести шестьдесят пять квадратных километров заповедника давали приют самой богатой на планете фауне. С акации, на которой она провела ночь – еще одну ночь, – ей было видно, что буйвол истекает кровью. Вокруг животного всколыхнулась трава. Однако никакого ветра не было. Три гепарда выскочили из зарослей и бросились на раненого великана. Буйвол закружился на месте, словно хотел поймать себя за хвост, раскидывая хищников, вонзивших в него когти. Один атаковал, целя в горло, двое других сзади. Раз за разом они повторяли свои короткие броски, как пикадоры, ослабляющие своими копьями быка на арене. Они были терпеливы и не хотели рисковать, нарвавшись на рог. Еще один натиск, и буйвол пошатнулся, затряс головой и рухнул, разбрызгивая кровь вперемешку с землей и пучками вырванной травы. Две пасти вцепились в его плоть. Потеряв опору под ногами, он бодал рогами пустоту. Третья кошка бросилась на добычу, которую две другие уже начали пожирать. В последнем отчаянном усилии буйвол рванулся и сумел упереться в землю задними копытами, стряхнув с себя двух гепардов. Но третий остался висеть на его горле. Буйвол выгнулся и стал оседать на обмякших ногах, все еще не веря в свою смерть. Грозный исполин, один из самых опасных зверей в Африке, стал жалкой жертвой, пиршеством для кошек.
