– Что вы здесь делаете? – спросил Доманж.
– Пытаюсь согреться.
Мартен откинул крышку сундука и достал спортивные штаны и футболку.
– Это вам, наверное, подойдет.
Его забота удивила Натана.
– Как вы нас нашли? – спросил Мартен.
– Благодаря Сильви Бач, моей напарнице.
– Я помню ее. По-моему, мы ей не очень понравились.
– Она считает, что вы воздействовали на Аннабель.
– Родители всегда воздействуют на детей.
– Да, но ведь Аннабель не ваша дочь.
Супруги переглянулись. Натан натянул сухую одежду.
– Хватит вешать мне лапшу на уши, – бросил он.
– А что позволило вашей напарнице утверждать, будто мы воздействовали на Аннабель?
– Ее проницательность.
– Можете передать ей, чтобы она засунула ее сами знаете куда.
– Это будет непросто. Она уже в могиле.
Мартен пожалел о своих словах. Стоящий напротив него Лав был совершенно спокоен. Будь на его месте кто другой, он живо заткнул бы ему глотку. Мартен извинился.
– Я принимаю ваши извинения, – сказал Натан, – за то, что вы мне солгали, сказали гадость о Сильви и попытались меня убить. Но мое великодушие тоже имеет границы.
– Аннабель действительно не наша дочь, – вынуждена была признать Клеа.
– Это я уже знаю.
– Что вы хотите узнать еще?
– Чья она дочь?
– Это нам неизвестно. Мы удочерили ее, когда ей было уже восемнадцать.
– Восемнадцать?
Она покосилась на мужа, во взгляде которого читался упрек. Мартен поднялся, Натан попросил его сесть на место. Клеа продолжала:
– Когда она вступила в общину, она уже находилась под чьим-то психологическим воздействием.
– Чьим?
– Когда мы принимаем нового адепта, мы не просим его рассказать о своем прошлом.
– Но вы ведь не просто ее приняли. Вы дали ей свое имя.
Присутствие мужа смущало женщину. Натан решил бросить ей наживку:
– Я вам скажу, кто она такая. Как и двести сорок шесть остальных женщин, Аннабель была подготовлена, чтобы подорвать экономическую мощь, используя для этой цели свое обаяние и дипломы престижных университетов. Это террористка. И все наводит на мысль, что и вы принимали участие в ее подготовке, например учили, как правильно использовать свое обаяние.
– Вы не из полиции, – заметил Мартен.
– Почему вы так решили?
– Вы знаете еще меньше, чем они. На кого вы работаете?
– Ни на кого.
– Чтобы понять, заслуживаете ли вы доверия, я должен прежде всего знать, чем вы руководствуетесь.
Мартен протянул Натану дымящуюся кружку. Пока все дули на горячий кофе, стояла тишина.
– Когда я был ребенком, – сказал Натан, – отец заставил меня заучить наизусть письмо, которое индейцы хопи послали в тысяча девятьсот семидесятом году президенту Никсону. Оно начиналось так «Белый человек, равнодушный к величию природы, осквернил лик нашей Матери Земли. Следствием технологического превосходства белого человека стало его безразличие к духовной жизни и непонимание значения того, что он видит вокруг себя. Стремление белого человека к материальной собственности и к власти заставило его закрыть глаза на зло, причиненное нашей Матери Земле в поисках того, что он называет природными ресурсами. Почти все люди, и даже многие индейцы, решившие выбрать путь белого человека, уже не могут разглядеть путь Великого духа».
Натан сделал глоток горячего кофе.
– Я вырос с мыслью о том, что спасение человечества зависит от пути духовного, прежде чем понял, что религии устремились в эту брешь и взяли Великий Дух в заложники. И тогда я удалился от мира. В результате этого одиночества в жизни появились пустоты. Сильви пришла, чтобы заполнить эти пустоты.
– Как и потребность в любви? – спросил Мартен.
– Которая уступила место потребности познания и признания? – добавила Клеа.
– Мне не удается приблизиться к истине, которую я преследую, в то же самое время я отклоняюсь от пути, который и состоит в том, чтобы не приближаться к истине. Познание внутри меня, а не вовне.
– Желание быть полезным вас тоже не воодушевляет?
– Я мечтаю быть полезным. Как узловатое, скрюченное дерево, которое ни на что не годится. Его не срубят, и жизнь его будет долгой. Если бы все были такими, никто бы не знал страха.
– Тогда почему вы здесь? – спросил Мартен.
– Чтобы продолжить дело Сильви. Вдохнуть в нее душу и сделать бессмертной.
– Значит, для вас источник энергии – это любовь к женщине, – сделала вывод Клеа.
Женщина обменялась с мужем понимающим взглядом. Натан был им неопасен.
– Аннабель была не тем, что вы думаете, а как раз наоборот, – сказал Мартен.
– Она не террористка, – добавила Клеа.
– Террористы – те, кто их воспитал, – продолжал Мартен. – История, которую я вам сейчас расскажу, вам не понравится. Прежде всего потому, что вы поймете, что неправильно вычислили врага. А еще потому, что это история о людях, которые хотели быть полезными.
139
Прежде чем начать рассказ, Мартен Доманж зажег керосиновую лампу. На ущелье стремительно спускалась ночь. На стекле плясали языки пламени и отбрасывали на лица желтые тени.
– Я занимал важную должность в Нью-Йорке, когда обрушились башни Всемирного торгового центра. В тот самый день мы стали свидетелями поворотного пункта истории и человечества. Соединенные Штаты отныне не были гарантом мира. Политики оказались бессильны. Будущие поколения теперь не были защищены от войны. Шок от одиннадцатого сентября выявил все, что накапливалось в коллективном подсознании, все страхи, верования, привязанности. Я составил подробный перечень и сделал тщательный отбор, отделив реальное от того, что нам внушали. Я оценил ту власть, что мы передали другим. Я уволился из ООН и уехал с Клеа в Индию.
– Мы поменяли паспорта.
– И не только паспорта. Мы были потрясены индуизмом, тантризмом, буддизмом. Мы жили в Каджурахо. Вы знаете, что это?
– Нет, – признался Натан.
– Каджурахо был построен при династии Чанделла, адептов культа Каула, что возник под влиянием тантризма. Они ратуют за беспорядочные сексуальные связи, дабы истощить, исчерпать желание и достичь духовности. В Древней Индии половой акт был банальностью. Его coвершали в группах, как и прием пищи, и присутствовать при этом переплетении тел приглашали богов. Вернувшись во Францию, я связался с одним из бывших коллег. Мы долго говорили о состоянии планеты. Он предложил мне вступить в организацию, которая разработала стратегию возврата власти, которую мы собственными руками отдали элите нового мирового порядка. План был таким амбициозным, что требовал двадцати лет подготовки. До того, как мы сможем его применить, осталось несколько лет.
