Он поднял на нее глаза, и она увидела, что в них нет гнева, а только одна глубокая грусть. Обхватив за плечи, он крепко прижал ее к себе.
– Бедная моя! Ты устала и замерзла. Малышу тоже пора отдохнуть. Пойдем! Здесь нам больше делать нечего.
Катрин воспряла духом, почувствовав прикосновение сильной руки. Лицо ее осветилось, и она с благодарностью взглянула на мужа.
– Руины восстают из праха, Арно, а время лечит скорбь!
– Но мертвых оно оживить не в силах! И моя несчастная мать… – Голос его дрогнул, и пальцы впились в плечо Катрин. Однако он быстро взял себя в руки и добавил угрюмо: – Она, конечно, до последнего защищала наш дом! Завтра я приведу сюда крестьян, и мы отыщем ее тело, чтобы предать земле, как подобает графине де Монсальви. А сейчас мы пойдем в монастырь. Было время, мы с аббатом не слишком ладили друг с другом, но в пристанище он нам не откажет.
Сев на лошадей, они уныло двинулись в обратный путь по той самой лесной тропе, где так весело мчались всего лишь час назад. Разрушенный замок остался позади, в своем трагическом одиночестве, слушая свист ветра, примчавшегося на плато словно бы для того, чтобы оплакать эти бедные руины.
Впереди на тропинке показалось желтовато-красное пятно. Внезапно оно выросло в размерах, и Катрин поняла, что кто-то идет к ним навстречу с масляной лампой в руках. Вскоре лампа и факел Фортюна поравнялись, остановились. Выглядывая из-за спины Арно, молодая женщина увидела крестьянина – такого загорелого и смуглого, такого сильного и кряжистого, что надетые на нем шерстяная рубаха и штаны напоминали кору старого узловатого дерева. Из-под коричневого вязаного колпака, натянутого на уши, торчали жесткие седые волосы, под лохматыми густыми бровями прятались глубоко посаженные темные глаза, в которых сейчас светилась неподдельная радость. У него было грубое суровое лицо: сильный подбородок, крепко сжатые губы, не привыкшие улыбаться, изогнутый хищный нос. Однако морщинки у глаз и у рта придавали ему выражение хитрости и лукавства.
Не обратив никакого внимания на Фортюна, крестьянин пошел прямо к Арно и остановился, задрав голову, перед мордой лошади. Подняв лампу, чтобы можно было разглядеть его лицо, он поспешно стянул свой колпак.
– Наш господин! – сказал он, преданно глядя на Арно. – Я сразу понял, что это вы, когда увидел всадников, которые неслись так, будто их подгонял сам дьявол! Великое счастье послал нам Господь!
Он широко улыбался наполовину беззубым ртом, и все его старое лицо сияло такой радостью, что перед ней, казалось, отступала сама темнота ночи. В глазах у него стояли слезы. Опустившись на колени в грязь, он не сводил с Арно глаз, как будто видел перед собой посланника Небес. А Монсальви, соскочив с коня, уже обнимал крестьянина, целуя его в обе щеки.
– Сатурнен! Мой старый добрый Сатурнен! Черт возьми, как я рад тебя видеть! Наконец-то я узнаю…
Старик, в свою очередь обнимая Арно, плакал и смеялся одновременно.
– Теперь, когда вы воротились, мессир Арно, все пойдет на лад! Вы покончите с этими шелудивыми псами, которые терзают наш несчастный край… Налетели как вороны!
Продолжая говорить, Сатурнен уставился на Катрин, сидевшую на белоснежной Морган, и на Сару с ребенком на руках.
– О! – сказал он с простодушным изумлением. – Какая красивая дама! В жизни не доводилось таких видывать, сеньор! Она точно…
– Это моя жена, Сатурнен, – ответил Арно с гордостью, вызвавшей у Катрин невольную улыбку. – А это мой сын! Ты можешь поцеловать ей руку… Дорогая, это Сатурнен, бальи в нашей деревне и вернейший из наших слуг. Не смотри, что он так просто одет и похож на крестьянина. Он человек богатый… А для нас с Мишелем заменил отца, вырастил нас, как и матушка…
Голос Арно снова дрогнул при упоминании о матери, но старый Сатурнен, целовавший руку Катрин, вдруг воскликнул:
– Ах я, старый пень! Держу вас на дороге, вместо того чтобы побыстрее отвести к ней! Как будет счастлива наша дорогая госпожа!
– Моя мать? Ты знаешь, где она? Она не?..
Старик рассмеялся от всего сердца.
– Погибла? Да что вы! Если бы мне не удалось вывести ее из замка, когда эти мерзавцы подожгли его, вы никогда больше не увидели бы старого Сатурнена! Я не посмел бы взглянуть вам в глаза.
Арно вновь обхватил его за плечи с торжествующим криком:
– Жива! Она жива! Где же она? В монастыре?
Сатурнен, сплюнув на землю, пожал плечами.
– В монастыре Валет со своими солдатами… Они-то и подожгли ваш дом. А госпожа графиня… Да где же ей быть, как не у меня! Только в деревенском доме, потому как в городе лучшие дома забрали Валет и его люди. Пойдемте скорее, очень уж поздно. У нас теперь даже ночами ходить небезопасно…
С этими словами Сатурнен взял повод Морган и повел кобылу за собой. Перед тем как натянуть свой колпак, он поклонился Катрин с врожденным достоинством.
– Наша госпожа, – промолвил он почтительно, – для старого Сатурнена большая честь принимать вас в своем доме. Хоть он и недостоин вас, но там вы будете у себя, ибо вы истинная его хозяйка, какой были бы в стенах замка Монсальви!
Она поблагодарила его улыбкой. Душу ее терзали противоречивые чувства. Встреча с этим старым крестьянином, исполненным благородства и простоты, позволила ей увидеть совершенно незнакомого Арно. Впервые она смогла представить мужа ребенком, каким он был когда-то, впервые ей приоткрылись те стороны его характера, о которых она не подозревала прежде. Надменный Арно обращался с этим крестьянином как с другом. И она была счастлива, что обретет убежище под кровом Сатурнена. Однако в этом же доме ей предстояла встреча с женщиной, о которой она думала со страхом: там ждала ее мать Арно! Сердце Катрин сжималось от тревоги при мысли об этой знатной даме, и чем ближе подъезжали они к дому Сатурнена, тем больше она страшилась, что Изабелла де Монсальви не одобрит выбора сына, взявшего себе в жены простолюдинку. Вероятно, это будет тяжелая сцена с горькими упреками и слезами. Катрин со стыдом вынуждена была признаться себе, что совсем недавно, стоя перед развалинами замка, она на какое-то мгновение испытала радость, преступную радость при мысли, что чаша сия ее минула и что ей не придется сносить попреки. Ничто не могло оправдать подобную слабость, и на ней, без сомнения, лежала тяжелая вина. С ее мужеством, с ее стойкостью она не имела права искать недостойный себя выход, она может и должна принимать вещи такими, как они есть.
«Тебя ждет наказание, дорогая, – сказала она про себя, пока Морган огибала скалу Арбр, – и тебе воздадут по заслугам».
Однако она все же не могла смириться с вынесенным самой себе приговором, и с каждым шагом Морган сердце ее колотилось сильнее.
Большой дом Сатурнена с крышей из вулканической лавы стоял в окружении высоких сосен на выступе скалы, чуть ниже лежащего в развалинах замка. К нему вела узкая тропинка, и он был надежно укрыт от посторонних взглядов. Катрин не столько увидела его, сколько догадалась, что он стоит здесь, заметив темное пятно на сером фоне. На фасаде светились красноватым тусклым огнем два узких окна, на которые молодая женщина взглянула с содроганием. Казалось, этот дом, притаившийся в тени скалы, подстерегал ее, словно из засады…
