– Возьмите его, – сказала она ласково, – теперь ваша очередь.
Что-то дрогнуло в неподвижном лице старой графини. Протянув к ребенку дрожащие руки, она взглянула в лицо Катрин, затем открыла рот, однако ничего не произнесла. Неуверенная улыбка тронула ее губы, и, прижав мальчика к груди, как драгоценное сокровище, она медленно отошла к камину, села, подвинув скамеечку, поближе к огню. Несколько мгновений Катрин смотрела на эту мадонну в трауре, склонившуюся над ребенком, который, успокоившись, агукал и пускал пузыри. Затем молодая женщина отвернулась и, не обращая больше внимания на Изабеллу, стала стаскивать с себя мокрое платье. Переодевшись в сухое, она распустила волосы, расчесала их и заплела, обернув голову косами, как короной. Затем накинула плащ на зеленое шерстяное платье с черными бархатными бантами – то самое платье, в котором венчалась с Арно. Сара глядела на нее безмолвно и, только когда Катрин уже собралась, спросила:
– Куда ты идешь?
– Я должна все выяснить до конца и свести все счеты. То, что произошло сегодня, не должно повториться.
Сара украдкой посмотрела на Изабеллу и спросила, понизив голос:
– С кем ты хочешь свести счеты? С этой девкой?
– Нет. Ее достаточно просто прогнать. Я должна объясниться с Арно. Пусть он узнает, что случилось со мной и с Мишелем. Думаю, на сей раз он согласится выслушать меня, если только не кинется бежать при одном моем появлении, как это уже бывало.
В голосе Катрин звучала такая горечь, что у Сары дрогнуло сердце. Обняв молодую женщину за плечи, она прижала ее к себе с такой силой, что та почувствовала, как бьется жилка на шее. Уткнувшись лицом в плечо верной подруги, Катрин дала волю чувствам.
– Я не знаю, что думать, Сара. Как я должна все это понимать? Он стал такой странный в последнее время. Что я ему сделала? Отчего он избегает меня?
– Но ведь не только тебя?
– Да, не только. Однако от меня он просто бежит. Я слишком люблю его, чтобы не понять этого. Почему, почему?
Несколько секунд Сара молчала. На лице ее было написано сострадание. Она прикоснулась губами к бархатистой коже щеки и сказала со вздохом:
– Возможно, он бежит вовсе не от тебя. Бывает иногда, что мужчина пытается убежать от себя самого, а это гораздо хуже!
Соперница
Баня и парильня в Карлате были древними и не слишком удобными. Они не выдерживали никакого сравнения с роскошными ванными комнатами в бургундских дворцах, затянутыми в парчу и атлас, где парились в больших баках из полированной меди и чеканного серебра. В Карлате это была низкая сводчатая комната, посреди которой располагалась каменная продолговатая бадья. Рядом высился железный треножник с укрепленным на нем большим котлом для подогревания воды. В углу стояла простая деревянная скамья для растираний. В земле был прорыт желоб, через который стекала вода. В комнате было темно. Спускались туда по трем ступенькам, выбитым прямо в скале. Только один горшок с углями освещал помещение.
Когда Катрин подошла к бане, дверь приоткрылась, и оттуда вышла краснолицая и крепкая толстуха, которая выполняла в Карлате обязанности банщицы. Столкнувшись нос к носу со своей госпожой, она заметно смутилась, а лицо ее стало еще более красным.
– Куда ты? – спросила Катрин. – Мне сказали, что мой супруг принимает ванну. Разве он кончил?
Банщица, тревожно взглянув на дверь, опустила голову и слегка попятилась, прежде чем решилась ответить.
– Нет, благородная госпожа! Монсеньор еще моется.
– Так что же?
Банщица побагровела. Пальцы ее нервно теребили концы мокрого фартука. Взглянув на Катрин исподлобья, она ответила еле слышно:
– Мадемуазель дала мне серебряную монету за то, что я уступлю свое место, когда нужно будет растирать монсеньора. Она… она пряталась за большой колонной в глубине.
Красивое лицо Катрин в свою очередь покраснело, но это была краска гнева, и испуганная банщица прикрыла обеими руками голову, ожидая получить пощечину. Однако Катрин удовлетворилась тем, что жестом приказала ей уйти.
– Убирайся… и держи язык за зубами!
Банщица исчезла в мгновение ока, и молодая женщина осторожно приблизилась к полуоткрытой двери. Изнутри не доносилось ни звука, только слышалось журчание воды, стекавшей из бадьи в желоб. Катрин заглянула внутрь, и то, что она увидела, заставило ее сжать кулаки от ярости, однако ей удалось ценой огромных усилий сдержать себя. Она хотела видеть, что будет дальше.
Арно лежал на деревянной скамье, уткнувшись лицом в скрещенные руки. Наклонившись над ним, Мари поливала ему спину маслом из голубого стеклянного кувшинчика, а затем начала растирать его. Он не шевелился. Тонкие смуглые руки девушки бережно скользили по телу, проминая каждый мускул, поглаживая блестящую кожу, которая в красноватом сумраке бани напоминала по цвету коричневый атлас. Катрин зачарованно смотрела на мужа. Она испытывала мучительное, болезненное ощущение от прикосновения этих ласковых рук к телу Арно. На лице и шее Мари заблестели капельки пота, дыхание стало тяжелым, прерывистым. Охватившее ее похотливое желание было настолько явным, что Катрин, теряя голову от ревности, заскрежетала зубами. Она увидела, как Мари кончиком языка облизнула пересохшие губы…
Внезапно девушка, не владея больше собой, наклонилась и впилась губами в левое плечо Арно… Этого Катрин уже не могла стерпеть. Ослепленная яростью, она ринулась вперед. Удивленный Арно приподнялся, но Катрин уже схватила Мари, швырнула ее на пол и навалилась на нее всей тяжестью. Мари неистово вопила, пытаясь подняться, но молодая женщина, подчиняясь свирепому инстинкту, идущему из глубины веков, молотила кулачками лицо соперницы, норовила выцарапать глаза и ухватить за горло. Она потеряла всякую власть над собой и хотела только одного – убить ненавистную тварь, чтобы никогда больше не видеть это дерзкое лицо, эти бесстыжие зеленые глаза. Гадину надо было раздавить раз и навсегда! Мари, опомнившись, защищалась с неожиданной силой. Ей удалось подтянуть одну ногу, и она нанесла Катрин такой сильный удар коленом в грудь, что у молодой женщины захватило дыхание. Невольно она ослабила хватку, и Мари, вскочив на ноги, в свою очередь ринулась на соперницу…
Арно ошеломленно смотрел на ожесточенную схватку двух фурий. Быстро придя в себя, он схватил со столика льняное полотенце и обернул им бедра, а затем схватил сначала Мари, подмявшую под себя Катрин, отшвырнул в сторону и довольно грубо поставил на ноги жену. Ненависть настолько сильно полыхала в сердцах обеих женщин, что он не без труда удерживал их на вытянутых руках.
– А ну, прекратить! – крикнул он. – Что на вас нашло? И прежде всего, что ты здесь делаешь, Мари?
– Что она здесь делает? – завопила Катрин, брызгая слюной. – Эта шлюха купила у банщицы возможность растирать тебя. Она пряталась за колонной, пока ты принимал ванну…
Это показалось Монсальви настолько забавным, что он расхохотался. Впервые за две недели Катрин слышала его смех, но больше поразилась тому, как осунулось его лицо. Впрочем, глаза и сейчас не смеялись, они были грустными и тусклыми. Однако Катрин почувствовала себя уязвленной.
