* * *
Наконец Винсент нашел учителя в одном из тех многочисленных крохотных селений, которые не наносят на карты, потому что даже если они вымрут полностью, в мире от этого ничего не изменится. И тот спросил его:
– Кто научил тебя владеть оружием?
– Я и не знал, что умею владеть оружием.
– Ты говоришь лукавые слова и не отвечаешь на вопросы.
– Потому что я пришел к вам именно с этой целью.
– С какой целью?
– Задавать вопросы и получать ответы, не наоборот.
– Ты понимаешь, что ученику пристало смирение, а не дерзость?
– Это риторический вопрос, на него не нужен ответ.
– Я не понимаю тебя.
– Обычно наоборот, ученик не понимает учителя… первые двадцать-тридцать лет. Но у меня нет столько времени.
– Тогда уходи и не мешай моим занятиям.
– Я добирался сюда битый месяц, принужденный при этом «владеть оружием». Вас охраняют, как какой-то драгоценный чай.
– Чай? Что ты говоришь?
– Удивительно. Вы не знаете истории о чае, накрытом халатом? Один крестьянин преподнес богачу немного чая. Тот решил, что чай хорош, и преподнес его провинциальному чиновнику. Тот решил, что чай достоин лучшего и преподнес его государственному чиновнику. Тот, осознав, что чай превосходен, преподнес его главе Палаты церемоний, а тот оценил чай и, уверившись, что чай достоин высшей похвалы, преподнес его императору. Император, отведав чая, наградил главу Палаты церемоний алым халатом, а тот передал халат государственному чиновнику. Последний, исполненный скромности, отдал его провинциальному чиновнику, тот же в свою очередь отдал халат богачу, с которого начался путь чая наверх. Тогда богач – достойный богач из доброй сказки – отнес императорский халат крестьянину. А крестьянин, доведя этот подъем и спуск до абсолюта, пошел и накрыл драгоценным шелковым халатом кустик чая. Так вот, вас, учитель Жэнь, охраняют тщательнее, чем этот знаменитый чайный куст, укрытый халатом.
Сказав это, Винсент бросил к ногам учителя связку сухих веток. Жэнь помолчал, подумал о чем-то, потом рассмеялся характерным простоватым смехом.
– Который ты срубил.
– Хм.
– Зачем ты уничтожил достояние Поднебесной, ученик?
– Учитель назвал меня учеником! Учитель назвал меня учеником! Вот для этого я и срубил под корень этот несчастный куст, а халат принес вам.
– Ты над всем смеешься. Что ж, молодец, ты убил Будду. Ты хотел показать мне, что дошел до конца пути?
– Нет. Я хотел дойти до самого известного учителя в Поднебесной и дошел до него.
– А чайный куст?
– Он попал мне под горячую руку.
– Тебе пятнадцать лет. Тебе пристало смирение, как я уже сказал.
– Ко мне ничто не пристает, учитель. Смирение – это передача чая и халата вверх-вниз по лестнице. Даже и не знаю, что могло бы заставить меня встать на нее.
Жэнь опять помолчал, качая головой. Потом сказал:
– Да, не все мудрые целыми поднимаются по лестнице и спускаются с нее: некоторым суждено скатиться вниз, не дойдя до верху. Где же твое место, ученик?
– Где-нибудь сбоку, Учитель. Моя задача – чтобы появлялся лучший в Поднебесной чай и чтобы существовали императоры, способные расплачиваться за него халатами, а уж крестьяне, принимающие эти халаты, никуда не денутся.
– Это место – не для того, чтобы его занимали люди.
– Если есть место, то есть и человек, который займет его, Учитель.
Жэнь вздохнул тяжело, как тысячелетняя криптомерия
[37]
.
– Если так, то не я научу тебя найти его. Ты знаешь главное: .
– There was always war
[38]
, – эхом отозвался пришелец.
Затем юноша кладет к ногам учителя драгоценный алый шелк, шитый драконами, встает и уходит, унося с собой свиток, исписанный иероглифами. Как хорошо, думал Винсент, что он умеет спать и что в Китае есть опиум.
* * *
Как бы то ни было, в первые же дни июня 1902 года наш герой покинул Кантон, пересек на очередной пиратской фелюке неширокий пролив и прибыл в Макао, португальский форпост, с которого в шестнадцатом веке начиналось европейское «достижение Луны» – проникновение в Китай. Еще когда шестнадцатилетний подросток всходил на пиратскую джонку «Серебряный цилинь», он знал, что может явиться в тамошнюю миссию и никто не станет задавать ему вопросы о том, почему он уже больше двух лет не является подопечным эвакуированного монастыря: в крайнем случае он мог просто подойти к органу и воспользоваться инструментом. Так и произошло.
Вычурное здание старой иезуитской миссии в Макао, коллеж Св. Павла – самая большая семинария на Дальнем Востоке, ее считают первым западным университетом во всем регионе. Третьего июня в строение на улице Барра неподалеку от набережной легким шагом вошел высокий худой юноша с черными волосами почти до плеч. Он прошел прямиком в приемную главы миссии отца Бенедикта Мендозы и, будучи допущен к начальству, пробыл в заветном кабинете минут десять. В конце аудиенции отец Бенедикт лично довел посетителя до архива, располагавшегося в южном крыле миссии, и велел архивариусу оказывать молодому человеку посильную помощь. На вечер был назначен органный концерт: концертами юноша расплачивался за такого рода услуги, добывая средства для дальнейших перемещений.
Усевшись за стол и под пристальным взором архивариуса мсье Турнона тщательно перелистав семь томов подшивок формата in folio
[39]
, переплетенных в старую зеленую кожу, молодой человек взялся за восьмой и перелистал его столь же методично. Затем поднялся, переложил подшивку на стол архивариуса и, вежливо попрощавшись, вернулся к отцу Бенедикту. На этот раз секретарь озабоченно поднялся с места, пытаясь сказать, что преподобный отец занят. Проговорив эту фразу, он, впрочем, сел назад и препятствовать допуску органиста в кабинет больше не стал. А Винсент Ратленд (ибо это был конечно же он) вошел вуже знакомое помещение, жестом остановил поднявшегося отца Бенедикта и опустился в кресло для посетителей. Затем он протянул руку ладонью вверх и сказал:
– Дайте мне, пожалуйста, переданное вам на хранение письмо отца Иоахима Гийона.
– Какое письмо?
– Вы знаете какое. Я прочту и верну его вам ровно через минуту. Не бойтесь.
Чего мог бояться преподобный Бенедикт Мендоза в собственном кабинете в глубине старейшего европейского форпоста на всем Дальнем Востоке? И почему этот молодой человек, не проведший на земле еще и двух десятков лет, говорил ему «не бойтесь» так, будто знал, что тот боится? Как бы то ни было, отец Бенедикт, недолго поборовшись с собой, поднялся, подошел к конторке, отпер незаметный ящичек, достал искомое письмо и, вложив вожидающую руку, пошел к двери. Юноша же принялся разворачивать бумагу, добавив негромко:
