– Пожалуйста, не выходите. Я прочитаю и уйду.
Он исполнил обещание: прочел и вернул письмо, а затем покинул миссию. Вечером он дал концерт. На концерте отцу Бенедикту почему-то стало плохо, а остальным слушателям хорошо. Они тайком признавались себе: повезло – услышать подобное во второй раз не доведется. Не потому, что таинственный органист не давал больше одного концерта в одном месте, но потому, что его музыка заполняла слушателей до того предела, за которым уже не было ничего.
После концерта Винсент Ратленд на месяц пропал из поля зрения автора. Поэтому компенсируем этот пробел письмом, которое наш герой запомнил дословно.
«Глубокоуважаемый господин Шу!
Это мое последнее письмо Вам, ибо мы оба осознаем: наша договоренность носит временный и тайный характер. Яслабо знаком с лозунгами вашего движения, и хотя мой монастырь – пример чуждой и, как Вы полагаете, «враждебной» Китаю культуры, в данном случае нам нет до этого дела. Христиане издавна спасали китайских детей, так кинем ли мы пекинкам упрек в том, что они спасают детей не только китайских? И столь ли важно, как называем мы того Бога, которому Вы посылаете дым сожженных ритуальных денег, а мы свеч? Мы оба заинтересованы в благе Китая, пусть наш монастырь стоит на вашей земле; противоречия тут нет.
Если бы не одно «но». Господин Шу лучше многих понимает, что такое «заморские дьяволы». Случилось так, что в моем монастыре оказался один такой дьявол – истинный. Но лишь один, а не полный приют дьяволов, уверяю Вас. Я не могу предпринять в его отношении решительных действий – они противоречат моим обетам, а молитвы не помогают. Дьявол опасен, и хотя я уверен, что моя вера сильнее него, сам он сильнее меня, слабого человека. Этот плевел необходимо любой ценой вырвать из монастыря, из мира. Он воплощает все то, господин Шу, что лидеры вашего движения заслуженно ненавидят. Уверен: когда его не станет, все изменится в вашей стране. Надо уничтожить его и его опекуншу, слишком сильно связанную с ним, потакающую ему. Глубокоуважаемый господин Шу! Это отважное деяние (оно, безусловно, будет достойно компенсировано) пойдет на пользу не только одному небольшому монастырю, столице империи и Китаю, но и остальному миру, ибо не весь ли мир отравляет убийственное дыхание Ада? Мы имеем дело с порождением тьмы, и кто, как не Вы, поможет нам избавиться от него?
Пересылаю Вам это письмо через отца Мендозу, отправляющегося служить в Макао. Вы найдете внутри план монастыря, описание воспитанника и его «крестной матери». В условленный день я удостоверюсь в том, что они оба находятся в саду, и закрою свое окно алой занавесью. Так победим зло.
Искренне Ваш,
И. Г.»
* * *
Через месяц мы снова находим Винсента Ратленда в макаоском порту. Час назад он расстался с тремя молодыми людьми, с которыми держал совет в каком-то опиумном притоне неподалеку (ни одного из участников совета выбор места встречи не смутил). Четверо обменялись записками и о чем-то условились. Их ждали разные корабли и даже разные страны. Только в багаже этих троих были громоздкие и ценные музыкальные инструменты, а в багаже у Ратленда не было почти ничего, ведь органисты не возят с собой органы. Оставив позади сольную карьеру музыканта-разбойника с большой дороги, Винсент решил, что ему нужно возвращаться к истокам собственного дара и руководить другими – оркестром. В Макао оказались три человека, умевших «не врать», – скрипач, пианист и флейтист, и Винсент не сомневался, что в Европе найдутся другие. Перед отъездом маленький оркестр выступил на американском военном корабле Oregon
[40]
– слава «мальчика-сенсации» обгоняла нашего героя. Винсент впервые не играл сам: три музыканта сопровождали хор миссии. Заказчики были в восторге, музыканты – в страхе. Дирижер почти все время работал с закрытыми глазами, а когда ближе к концу гайдновского хора из Stabat Mater сестра Сяо Мэй вдруг не попала в ноту, посмотрел на нее, и стоявшим рядом Сяо Ин и Серхио пришлось сделать по шагу друг к другу: закрыть место, где стояла упавшая без чувств Сяо Мэй: она услышала, всего на несколько секунд, настоящую музыку. Три музыканта, согласившиеся работать с Винсентом, понимали, на что шли.
Итак, в багаже Винсента Ратленда не было ничего музыкального, даже дирижерской палочки. Читатель вспомнит, что при нем всегда имелся камень с волшебным содержимым и старинный стилет. Еще он вез какие-то книги, два ветхих свитка в запертом на мудреный замок футляре, плоскую толстенькую коробочку с сухими ягодами и немного исписанной нотной бумаги, которую выбросил за борт, когда корабль потерял из виду макаоский берег. Винсент обладал хорошей памятью и свои музыкальные произведения, которым, впрочем, не придавал особого значения, помнил так же хорошо, как письмо отца Иоахима «мяснику Шу». Наизусть. Он бы и хотел не помнить, но помнил.
Помнил все, что было в Китае, даже сны.
7. Дом Браганза
«…Не вылезать из метро, записывать, только к ночи свихнусь. Вспомнил: ехал из Митина в Останкино сдавать ребятам с канала Prophecy сценарий «Нового БАМа» о наборе учителей и врачей в Забайкалье. Сижу, упершись первым глазом в Молескина, вторым в себя, а третьим в метронарод, и тут в Крылатском вносится в вагон девица – видел, как она скатилась с лестницы, спешила. Черное пальто с серебряными пуговицами, сапожки, сумка, даже шарф – все черное, но шатенка и макияж человеческий. Плюхнулась напротив (в три часа на этой ветке довольно пусто), обнаружила, что развязался шнурок, а сапожки такие… под старину, с каблуком-рюмкой и шнуровкой на крючках, ногу на ногу закинула и давай плести шнурки, вокруг крючков заворачивать. Растянула омни, принялась по файлу когтем стучать, а я вернулся к Молескину, снова думая, что пора и мне механизироваться, хватит строить из себя Брюса Чатвина
[41]
. Что вот же есть у Аленки айпалм, и как быстро эта недоготская девушка тычет когтем в экран, и что надо, надо купить омни… Смешно: с девицей той мы снова столкнулись на проходной в Останкине. Поулыбались друг другу, прошли. Потом зашли в один лифт. Тут уж, конечно, познакомились. У нее фамилия, как у президента, – Одина. Она это тут же мне и сообщила, кривясь, потому что однофамильство с президентом мешает ей жить. Она не имеет к нему отношения! Перевод у нее был из какого-то Ласта, она его продавала для серии «Неизвестная классика». Обменялись визитками: решил, пригодится для СГ; она хваталась за любую работу. Через месячишко позвонил ей заказать статью об упадке в Москве англофилии, но омнитек ее не отвечал, а дома автоответчик сказал: «Меня нет-и-не-будет». Вот ради этого и пишу. Это ведь Neverland, Нетинебудет
[42]
. Куда она делась?
