Поэтому он обозрел себя насколько мог. Убедился, что кровь, вытекшая из ран, нигде не попала на путы. Воспользовался тем, что левая рука его была привязана ближе к телу, и – конечно, не выдернул из левого бедра стрелу, потому что тогда он уж точно потерял бы свое драгоценное сознание, но немного потревожил ее. Кровь пролилась, и он велел ей действовать. Веревки, удерживавшие ноги, медленно разошлись. Он еще подумал, «как хорошо, что я такой ядовитый», и все-таки потерял сознание. Но потом, потом-то уже было проще.
Убив Пиреша и Невеша, он двинулся к лагерю повстанцев, в этом Полотняная книга была права.
Далее из Полотняной книги: «Но, хоть в лагере горели факелы и костры, кипел жир в горшках с едой и сушилась одежда на веревках, там не было людей».
Люди в лагере были. Они ждали – что он умрет или что поведет их назад. Правда, на второе они надеялись мало, потому что знали кое-что о всадниках и ордене в целом и об этом конкретном всаднике в частности. На самом деле они гордились им. Никогда ранее никто не исполнял такого – не пересекал Пребесконечный океан, не обходился без сна и отдыха, не разговаривал с гигантскими жуками и не бился с летающей нечистью. Никто не мог, получив столько ран, выжить, а выжив, еще и отказываться говорить с теми, кто требовал объяснения, требовал возвращения, – с теми, кто стал сильнее. Они гордились его упорством, но другого выхода не видели. Они боялись военачальника. Они боялись острова, океана, наездников и жуков и хотели домой.
Они ни на что не надеялись, но все-таки ждали, а утром они бы пришли и убили его или удвоили бы усилия и заставили подчиниться. Но он вернулся сам. И вот тут Полотняная книга не обманывает: хотя через некоторое время в лагере при горящих кострах и факелах по-прежнему кипело и сушилось все, что положено, людей там не оставалось, кроме нескольких женщин. Всадник вернул себе свой клинок.
Из Полотняной книги: «Военачальник вошел в центральный шатер и сел перед костром, и сидел, пока утро не затопило светом эту часть страны. Вместе с отливом пришли ладьи, и военачальник вернулся на Остров. Он победил Врага».
Никакие ладьи не пришли. Оставшиеся на острове обживались, не имея понятия о том, что происходит на материке. Всадник провел в лагере два дня и две ночи, вынул из себя все лишнее железо, наскоро залечил раны и на утро вернулся на остров сам, решив, что для первой рекогносцировки на неизвестном континенте с него достаточно.
Вернувшись, военачальник сообщил людям, что десанта больше нет, не утаил и происшедшее с бунтом. Объяснил, что никто и никогда не вернется отсюда в Камарг, потому что такова его воля. Сам же он отправится назад, сообщить тарну о выполнении заказа. Может быть, он когда-нибудь вернется в Рэтлскар. Первый военачальник вернется, сказал он, не веря в это: он твердо решил для себя, что это его последнее задание, он получит доспех и покинет Ур. Но люди запомнили: он вернется.
Отныне ими будут править Военачальники, ибо Рэтлскар – военное поселение, спаянное дисциплиной и жесткой субординацией. Ночи же будут принадлежать наездникам, и это не обсуждается. Он выбрал им в наместники самого сильного, самого спокойного, самого честного. Самого ли умного? Всадник ничего не понимал в их умах, как и они в его. Его интеллект был для них холодным стальным шаром, непроницаемым и чуждым разумом наемного убийцы, подчинявшегося только таинственному ордену… Но и умы поселенцев были для первого военачальника непонятны, и он не хотел касаться их, как не хотел бы притрагиваться к розовой сахарной вате, липкой и бесформенной.
Наведя таким образом порядок в завоеванной земле, магистр однажды ночью ушел в скалы Мастго, начертив там стилетом на скале таинственный знак, и никто больше не видел его в военном поселении Рэтлскар.
Сожженный заживо
Высокий тарн открыл глаза после дневного сна и увидел знакомую фигуру в одежде неведомого цвета… отсутствия цвета. Где-то вдали, для порядка методически взмахивая крыльями, висел в небе Джонар сед Казил. Тарн удовлетворенно блеснул рубиновыми глазами:
– Ты вернулся, всадник? Скорее расскажи, как выполнил миссию!
Всадник спрыгнул с края гигантской колыбели на воду и пошел в обход убежища гигантского младенца, ведя по бортику рукой.
– Я выполнил заказ, Высокий тарн, – сказал он. – Дальние края завоеваны и приведены под твой скипетр. Правда, в определенных местах сохраняется напряженная пограничная ситуация. Погибли все жуки, возникли новые боги и страхи, однако и то и другое держится в узде. Дальше они как-нибудь сами.
Стена люльки распахнулась перед магистром дверью. Он вошел внутрь и положил на мягкий пол Полотняную книгу, взятую в корешке в твердую зеленоватую кожу и проклепанную медными скобами.
– Эту вещь сделали основатели смиренного товарищества писцов острова… Рэтлскар, – сообщил всадник. – Здесь все записано в подробностях, и на каждую страницу наложена печать преобразования. Я вернулся, выполнив задание, и готов взять у тебя плату.
Высокий тарн перекатился набок, к всаднику. Круглые младенческие глаза, каждый размером с тарелку, смотрели со злым любопытством.
– Слишком быстро, – сказал титанический ребенок недоверчиво, выдувая огромные слюнявые пузыри. – Расскажи подробнее. Что за жуки? Почему погибли? Откуда взялись смиренные писцы, и что такое печать преобразования? Что еще может подтвердить твой рассказ, кроме книги? Наверняка твой искусный орден может создать что угодно, не только книжку.
Всадник опустился на подушки, привычно сложившись в неудобном пространстве, и утомленно вздохнул:
– Ты прав. Я отсутствовал слишком долго, а тебе полезно слушать сказки. Да и кое-какие сувениры у меня с собой есть, – он кинул на перину большую золотистую чешуйку с ладонь размером, пояснив: – Это часть страхов Рэтлскара. Змеиные наездники, носители таких вот чешуек, полностью извели жуков – коренное местное население, странных существ, наделенных не только оригинальным интеллектом, но и другими качествами, которые мы обычно приписываем лишь людям.
Почему-то всаднику не хотелось рассказывать Высокому тарну, что он дал значительной части жуков уйти в Ход. Он продолжал:
– Что же до писцов… мы долго плыли, и твои безграмотные люди научились письму. Печать преобразования – это знак, модифицирующий реальность при помощи правильно направленного мыслительного процесса. В вашем… в этом мире всегда верили в преобразователей.
Помолчав, всадник извлек из кармана кусок покореженного и обожженного железа.
– Есть еще вот это. Только это я тебе не отдам, – заметил он непоследовательно. Было ясно: комментировать металл он не собирается.
Глаза тарна пожелтели, и, недолго поборовшись с собой, младенец начал плакать, вначале негромко, а потом все более оглушительно и раскатисто, для пущей убедительности катаясь туда-сюда и стуча огромными кулаками по дну люльки. Но охрана – видимо, привычная к этим проявлениям, – никак не реагировала. Не реагировал и всадник: сидел молча и невозмутимо ждал. Пугающая сцена продолжалась довольно долго, пока, наконец, тарну не удалось овладеть своим странным непослушным телом.
