— Он недолго пропадал. Как только мы с матерью переехали в Оук-Парк, он начал ходить к нам, и все время просил ее принять его обратно. Сначала она велела ему убираться, потому что суд запретил ему приближаться ко мне. Но он твердил, что любит ее, и она ему поверила. Он говорил, что это я во всем виноват, что это из-за меня он лишался рассудка и буйствовал. — Дэниел провел ладонью по голове, словно раны все еще болели. — Однажды вечером я подслушал, как мама говорила с социальным работником. Она попросила его забрать меня, потому что хотела уехать с отцом. Сказала, что не хочет меня больше видеть. Что не справляется с моим воспитанием. — Дэниел качался вперед и назад, отталкиваясь спиной от ствола дерева.
— Дэниел, я ни о чем не подозревала.
Мне так хотелось утешить его. Я положила руку ему на грудь, осторожно погладила шею.
— И что ты сделал?
— Сбежал. Не хотел возвращаться в приемную семью.
— Но ведь ты мог вернуться к нам.
— Нет, не мог, — горько сказал он. — Мой отец был мерзкой тварью, и все же родная мать предпочла его мне. Вы тоже не приняли бы меня. Никто на свете не принял бы. — Он скорчился, не в силах унять дрожь. — Я никому не нужен.
— Ты нужен мне, Дэниел. — Я погладила его по волосам. — Ты всегда был мне нужен.
Надо было показать ему, как я в нем нуждаюсь, сделать хоть что-нибудь. Притянув к себе голову Дэниела, я накрыла его губы своими. Он был словно камень — жесткий и холодный, — а мне так хотелось согреть его. Я попробовала его поцеловать, но губы Дэниела оставались твердыми, он не отвечал. Я настаивала.
Наконец его рот дрогнул и чуть приоткрылся. Он обнял меня за талию и потянул к себе на колени. Его руки скользили по моей спине, ласкали плечи. Плед упал на землю. Пальцы Дэниела перебирали мои волосы, губы стали теплыми, настойчивыми. Он все крепче прижимал меня к груди, словно хотел навсегда удержать в своих объятиях.
Раньше я много раз представляла себе, как мы с Дэниелом целуемся, и даже пару раз отвечала на неуклюжие торопливые поцелуи других парней. Но страсть Дэниела превосходила все, что я могла себе вообразить. Он так неистово прильнул к моим губам, словно от этого зависела его жизнь. Тьма и зимняя стужа отступили прочь. Наше живое тепло обволокло меня, словно кокон. Мои ладони легли на плечи Дэниела и плавно двинулись к шее. Вокруг пальцев обвился кожаный шнурок амулета. Я откинула голову назад, и губы Дэниела скользнули по моему горлу.
Мое сердце колотилось, выдавая мою тайну, выстукивало заветные слова, которые давно рвались с моих уст.
Возможно, это был ответ, который он искал в моем поцелуе.
— Дэниел, я…
— Нет, — прошептал он. Его дыхание обжигало мою шею. — Не говори этого, пожалуйста.
Но я не могла остановиться. Он должен знать, что я чувствую. Мне нужно, чтобы он знал.
— Я люблю тебя.
Дэниел вздрогнул. Из его горла вырвалось низкое хриплое рычание.
— Нет! — проревел он и оттолкнул меня.
Я упала на землю, от потрясения утратив дар речи.
Пав на четвереньки, Дэниел отскочил в сторону.
— Нет! Нет! — хрипел он, хватаясь за шею, будто пытался нащупать свой амулет. Но кулон остался у меня в кулаке. Кожаный шнурок обвился вокруг моих пальцев и порвался, когда Дэниел отшвырнул меня.
Трепеща от страха, я протянула ему черный камень.
Дэниела трясло, его грудь вздымалась, словно внутри бушевал ураган, а глаза горели, как две полные луны. Схватив кулон, он сжал его так крепко, что костяшки пальцев побелели, и попятился от меня. Свет в его глазах погас. Он часто и тяжело дышал, словно только что пробежал марафон.
— Я не смогу, — выдохнул он.
— Дэниел? — Я подползла к нему, но он снова отпрянул. Пот бисером выступил у него на лбу. У тротуара остановилась машина, и Дэниел подскочил. Он что-то прошептал, но рокот двигателя заглушил его слова.
Кажется, он сказал: «Это не можешь быть ты».
Из машины вышли Джуд и Эйприл. Я услышала голос Пита Брэдшоу, потом девичий смех. Кажется, это была Дженни Вилсон.
— Я не смогу это сделать. — Дэниел отступил в тень, не сводя глаз с машины. — Я никогда не посмею об этом просить.
Пит помахал рукой на прощание Джуду и Эйприл. Когда я повернулась, Дэниела нигде не было.
«О чем просить?»
Незадолго до полуночи.
Я не спешила выходить из-за дерева, пока Джуд и Эйприл нежничали, сидя рядышком на качелях. Подтянув колени к груди, я уткнулась в них лицом, пытаясь унять дрожь. Я старалась не думать о нашем поцелуе. Мне хотелось забыть о реакции Дэниела на мое признание, о жутком блеске в его глазах. В голове эхом звучали его слова: «Я никогда не посмею об этом просить. Я не смогу это сделать. Я не герой. Твой брат это знает».
Что знает мой брат?
Надо поговорить с Джудом. Хватить ходить вокруг да около и притворяться, будто все в порядке. Я должна знать, что между ними произошло. Как я могу помочь Дэниелу, не зная, что за камень лежит у него на душе?
Главное, оказаться с Джудом наедине. Автомобиль Эйприл стоял на подъездной дорожке, но, судя по всему, она даже не собиралась двигаться в его направлении, хотя прошло уже полчаса. Я закрыла уши пледом, не желая слышать, как они целуются. Эйприл попискивала каждый раз, когда они останавливались, чтобы перевести дух.
Наверное, я задремала. Когда машина Эйприл наконец завелась, светящиеся стрелки моих часов показывали без нескольких минут полночь. Джуд собирался войти в дом, когда я окликнула его.
Он резко обернулся.
— Давно ты здесь? — Джуд вытер губы тыльной стороной руки.
— Не очень. — Я поправила плед, чувствуя, как шея покрывается красными пятнами. — Я только вернулась от Мак-Артуров. Сегодня я сидела с их ребенком.
— Ясно. — Он посмотрел на плед. — У тебя все хорошо?
— Мне надо тебя кое о чем спросить. — Я подошла ближе. — Это касается Дэниела.
Джуд побренчал связкой ключей.
— О чем речь?
— Я хочу знать, что между вами произошло. За что ты его так ненавидишь?
— Неужели тебя это наконец-то обеспокоило? — язвительно хмыкнул Джуд. В его голосе мне почудилось странное удовлетворение. — Самое время.
— Я спрашивала тебя об этом десятки раз, но так и не получила ответа. — Я тоже поднялась на крыльцо. — Да, Джуд, я беспокоюсь, потому что ты мне дорог.
— Он тебе явно дороже.
— Не говори так. Ты мой брат.
— Если я так дорог тебе, то как же у Дэниела оказалась эта куртка?
— Какая куртка?
— Красно-черная. Как она ему досталась?
