— Она еще говорила что-то насчет выкупа за детский ранец.
— Хм. — Я бросил взгляд на белоснежные часы над холодильником: без десяти час. Через десять минут мне нужно быть в офисе. — Так что ты, мм, собираешься делать?
Джерри был непреклонен.
— Сделаю так, чтобы это выглядело не круто. Прямо обвиню ее, если придется. Все это есть у меня в книге, в одной главе, она называется «Правонарушения в пригороде». — Он кратко изложил ее содержание. Было похоже на здравые рекомендации в новой упаковке из нью-эйджевского медицинского сленга.
Я, в отличие от большинства, не покупаю справочников по жизненным вопросам. Если Джерри когда-нибудь закончит свою книгу, она станет бестселлером — по крайней мере, в пригороде. В конце концов, через пять минут, мне удалось повесить трубку, проглотить сандвич — измазав горчицей нос — и добежать до кабинета. Но на моих настольных часах было без десяти час. Тогда я вспомнил, что часы на кухне находятся в другом часовом поясе: они спешат на пять минут, чтобы Джейн не опаздывала, когда уходит. Теперь у меня осталось немного лишнего времени, а также горчицы.
На этот раз — пошли все к черту! — я решил побродить в Интернете. Я включил свой верный лэптоп «Гейтуэй Соло», открыл «Интернет Эксплорер», подождал, когда откроется домашняя страница, — и вместо нее увидел уставившуюся на меня широкоугольную фотографию ягодиц мальчика. Это была не симпатичная коппертоновская картинка
[6]
. Она напоминала фотографию с того педофильского сайта, куда я случайно попал несколько дней назад, которая вернулась, чтобы меня преследовать. Я щелкнул «Закрыть», но она всего лишь ушла на задний план. И кажется, заблокировала и все остальные кнопки управления. Я попробовал нажать альт-контрол-дилит, поскольку эта комбинация клавиш обычно выключает все, но на меня по-прежнему смотрела детская задница. В конце концов я попросту вырубил компьютер из сети, чего делать не полагается, потом опять включил, чтобы разобраться с последствиями. Надпись на экране пожурила меня за неправильный выход из системы, и я стал ждать, пока компьютер проверит все файлы и что там ему еще полагается сделать по хозяйству. Потом опять попробовал открыть «Интернет Эксплорер».
Та же картинка. На этот раз я перещелкал по всем кнопкам и картинкам, даже по ягодицам мальчика, в том месте, которое чем-то напоминало кнопку «Стоп». Без толку. Черт. Это что, вирус? Мое наказание за то, что я зашел на тот сайт? А если я позвоню в поддержку «Нортон Антивирус», как я объясню ситуацию? «Кто-то надо мной подшутил…» Я сидел, уставясь на экран, и могу поклясться, что мальчик двинулся. Отлично — порнографический скринсейвер.
Я услышал, как открылась и закрылась дверь в приемной, и понял, что уже час. Я отключил компьютер, собрался с духом, насколько смог, и пошел выполнять свой долг. Первой после обеда я ожидал пациентку, которая появилась у меня сравнительно недавно, женщина средних лет, которую я назову Т., у нее была своя интернет-фирма по графическому дизайну. В последнее время ей опротивел бизнес (насколько я понял, у них это было взаимно), а еще она завела роман на стороне, о котором знала ее несовершеннолетняя дочь, но не знал муж. Мы с ней занимались тем, что соцработники называют «расстановкой приоритетов», но все было не так просто. Во-первых, я недавно узнал, что ее мать тоже заводила себе любовников. Т. обладала одним качеством — кстати сказать, ко мне ее тоже направил коллега, — которое приводило меня в замешательство: ее привычка сразу углубляться в суть вещей, как будто я и без нее знаю все подробности.
— Я просто не знала, что он имеет в виду. — Она сразу взяла быка за рога, усевшись в кресле напротив.
Я ободряюще улыбнулся:
— Кого вы имеете в виду?
— Гарри, после прошлого случая.
— А.
Я же сказал, что она выражалась очень туманно? И нелогично? Половина консультации у нас уходила на выяснение того, что она имела в виду. Но мы отважно продолжали, как двое играющих в «балду» с наборами букв из разных алфавитов, стараясь восполнить пробелы во взаимосвязанной терминологии. К концу отведенных ей пятидесяти минут нам удалось установить, что муж Гарри мог неправильно ее понять, и она ушла, сделав загадочное замечание: «Значит, возможно, что Синди завтра вернется». По крайней мере, я знал, что Синди — это ее дочь.
Во время десятиминутного перерыва между 1:50 и 2:00 я не подходил к компьютеру. Разберусь как-нибудь потом. Вместо этого я опять глазел на дом Стейнбаумов, раздумывая над обрамлявшими его фигурно подстриженными кустами. Спереди они напоминали ограду из полутораметровых шаров для боулинга, но сбоку, откуда смотрел я, больше походили на гигантские пушечные ядра. Я видел, как в прошлом июне и июле садовник подстригал последний ряд, а потом периодически приходил подрезать, пока они разрастались в непроходимую стену. Единственное, чего там не хватало, — это здоровенного плаката с надписью «НЕ ПОДХОДИТЬ».
Ровно без трех минут два пришел мой второй послеобеденный пациент. Когда я начал его пользовать, он уже был немолод и его беспокоили отношения с женой. Наверное, еще с молодости он был медлителен и осторожен. Назову его З. — самая подходящая для него буква. Сначала мы работали над его боязнью близости. Это было семь лет назад.
А сейчас он уже оставил свой бизнес по импорту, два года назад его многострадальная жена не перенесла удара и умерла, и мы разбирались с его страхами одиночества и смерти. В конце жизни Фрейд написал труд под названием «Анализ конечный и бесконечный». К сожалению, лечение З. приобретало характер второго. Обычно мы начинали с того, на чем остановились в прошлый раз, и шли по одному и тому же скучному кругу тревог и уклонений. Но с прошлой недели в уравнение затесалось какое-то новое неизвестное.
— Как прошло ваше свидание? — По моему настоянию он встретился с вдовой, с которой познакомился в супермаркете.
Он поднял руки, будто пробуя ветер.
— Ничего, ничего. Похоже, это милая женщина.
— Что вам нравится в ней?
— Ну, она не такая настойчивая, как Мэрилин. — Он вздохнул, вспоминая свою спутницу в болезни и здравии. — Но она хочет, чтобы я зашел к ней на чашку чая в субботу.
Мы снова вернулись к страху перед обязательствами. Но главным образом он уклонялся от разговоров о том, как он от всего уклоняется.
Без десяти три я проводил З. и превратился из доктора Эйслера в папу. Некоторые терапевты остаются папами и со своими пациентами, но я не думаю, что это правильно. Короче говоря, я должен быть дома, когда Алекс выходит из школьного автобуса, который высаживает его на углу Гарнер и Сомерс-стрит в начале четвертого часа. Потом он два квартала идет до дома пешком, причем его рюкзак оттопыривается под углом 45 градусов. Вся эта затея с автобусом глупа, честное слово. От нашего крыльца до Риджфилдской школы всего-то семь кварталов, и все-таки из-за какого-то нелепого правила о районировании нас внесли в маршрут школьного автобуса. Группа родителей из близлежащих кварталов пешком провожала по утрам детей в школу, но Алекс предпочитал автобус.
